Игрок - [22]

— Вот этот дом, — сказала она, когда они вышли на окраину Сан-Пабло и оказались перед жалким домишком из сырцового кирпича.

— Можно мне зайти вместе с вами? — спросил Коркоран.

Она слегка смутилась:

— Мне кажется, лучше не нужно. Они… У них не совсем подходящая обстановка, чтобы принимать гостей, а бедная миссис Дорн…

— Я понимаю, — сказал Коркоран.

— Долго вы пробудете в Сан-Пабло?

— Не знаю, возможно, некоторое время.

— Ах, как я рада! — воскликнула она. — Понимаете, это из-за Вилли. Он считает, что вы самый великий человек на свете, мистер Коркоран. И я надеюсь, что мы с вами еще увидимся. Доброй ночи.

Она вошла через калитку и там замешкалась, пытаясь снова закрыть крючок, который никак не хотел попадать в петлю. Завернув за угол, Коркоран сразу же оказался вне поля ее зрения и тут же, воспользовавшись этим обстоятельством, перескочил через забор и подошел к дому.

В нем была только одна комната, так что, заглянув в окно, он сразу увидел все жилище. Оно напоминало лавку старьевщика. В одном углу стояла плита, над которой висели кастрюли и сковородки, и на огне что-то варилось. В другом — большой мольберт с неоконченной картиной — нечто грандиозное в стиле ультрамодерн: густые широкие мазки, изображающие ландшафт пустыни: пламенеющий закат, и на его фоне задравший голову вверх койот воет на луну, изображенную в виде серебряного облачка, плывущего по закатному небу. Идея далеко не новая. А вот новое исполнение, и к тому же весьма скверное — Коркорану это бросилось в глаза с первого взгляда.

Две койки в противоположном углу можно было назвать спальней, а за столом, стоявшим в центре апартаментов, сидели мать и сын, занятые игрой в крибедж; для поддержания духа при неудаче, а также при удаче они по очереди прикладывались к высокой темной бутылке, стоявшей на краешке доски для крибеджа. С точки зрения чисто внешней, они представляли собой полную противоположность: она — расплывшаяся рыхлая блондинка с весьма пышными формами, одетая в какой-то бесформенный халат; у нее было круглое бледное лицо с двойным подбородком; жирные пряди волос, спускаясь на лицо, прилипали к потным щекам. Что до художника, то это был худощавый человек, смуглый, с большими черными глазами; пальцы у него были длинные и крючковатые, похожие на когти хищной птицы.

Услышав стук в дверь и голос учительницы, которая сказала что-то из-за двери, они посмотрели друг на друга с хитрой усмешкой и проворно принялись за дело. Миссис Дорн с трудом вылезла из кресла и направилась к постели, в которую и улеглась, набросив одеяло на свое расплывшееся тело, слегка взбила волосы, а потом схватила в руки книгу и торопливо зажгла лампу с закопченным стеклом, стоявшую -на прикроватном столике.

Сын проявил еще большую активность. Молниеносным движением он убрал с глаз долой игральную доску и бутылку виски. Затем натянул измазанный в краске передник, затянув завязки вокруг тощего тела, взъерошил волосы, изображая художественный беспорядок, так что они чуть ли не встали дыбом, и схватился за кисть.

Таким он и явился перед вошедшей Китти Мерран, открывая ей дверь и с почтительным поклоном предлагая войти в комнату. Она одарила его улыбкой, от которой у Коркорана екнуло сердце. Затем направилась прямо к постели миссис Дорн. Эта добрая женщина встретила ее печальной, исполненной терпения улыбкой, улыбкой страдалицы, готовой и дальше сносить все, что выпадет на ее долю. Жестом, выражающим покорность судьбе, как человек, которому так плохо, что помочь ему уже никто ничем не может, она протянула руку, указывая на сына, который стоял, широко расставив ноги, перед своей картиной, деловито вырисовывая на самой середине неба облако, оттененное по нижнему краю золотом.

Итак, Китти Мерран подошла к живописцу. Коркоран увидел, как она прижала к груди руки, и услышал возглас восхищения. Художник реагировал на ее похвалу досадливым жестом человека, потревоженного в момент вдохновенного внутреннего созерцания. Тем не менее он несколько отступил назад, приложил ладонь ко лбу и быстрыми мазками стал наносить результаты своего вдохновения на холст.

Коркоран больше не мог этого выносить. Все, что он видел, было настолько бездарно и безвкусно, столь смехотворно, что он стиснул зубы и пошел прочь от этого дома. Перепрыгнув через забор, он зашагал по дорожке, то и дело останавливаясь со стоном стыда и отвращения по поводу того, что только что увидел. А потом шел дальше, уже не помахивая своей щегольской тросточкой, а крепко сжимая ее в руке и решительно выставив вперед подбородок.

Вернувшись на главную улицу, он спросил, где можно найти шерифа. Ему немедленно указали, где находится этот почтенный страж закона. Было ясно, что город Сан-Пабло постоянно держит честного Майка Нолана в поле своего зрения, так же как Майк Нолан не спускает глаз с Сан-Пабло.

— Снова вернулись? — поинтересовался шериф. — А почему такой задумчивый вид?

— Я хорошенько подумал над тем, что вы мне давеча сказали, шериф. И решил на время задержаться в Сан-Пабло.

— Вы смелый человек, Коркоран, — сказал шериф. -Я очень надеюсь, что, пока вы будете жить в нашем городе, у вас не возникнет никаких неприятностей. И у меня тоже.