Играем в поэзию - [7]

Шрифт
Интервал

- В общем и целом...

- Тогда действуйте!

- А спросить можно?

- Но только чтобы это был последний вопрос.

- А как же вобла может барахтаться? Ведь она же вяленая?

- У настоящего поэта и мороженная рыба забарахтается. И даже ископаемая.

- Вот теперь понятно.

1. Как благороден тот,

Кто не скажет при блеске молнии:

- Вот она, наша жизнь!

Но, скромно промолчав,

Подумает про себя:

Вот она, моя смерть.

2. Как благороден тот,

Кто не скажет при блеске молнии:

- Вот она, наша жизнь!

Вроде звезды летучей.

Значит и я - человек

Под нависающей тучей.

Знают мои объятья

Будущее других...

Клетка любимого платья

Несостоявшийся стих.

3. Как благороден тот,

Кто не скажет при блеске молнии:

- Вот она, наша жизнь!

Как благороден тот,

Кто промолчит, когда ему скажут:

- Она тебя любит.

Как благороден тот,

Кто заплачет, когда ему скажут:

- Твой враг умер.

И самое замечательное,

Что таких людей на земле немало.

Как благороден тот,

Кто согласится со мной.

4. Как благороден тот,

Кто не скажет при блеске молнии:

- Вот она, наша жизнь!

Кто не станет читать

Любовных посланий монахини к богу,

Кто никогда не поцарапает

Желтой соломинкой

Кожи умершего пруда,

И не проснется средь ночи,

Чтобы мой сон подсмотреть.

1. Музыка стала нашим проклятьем,

Юность - судьбою.

Гласность стала нашей стихией,

Истина - роком.

А мы не изменились

И ничего не можем

Сделать с жизнью,

Потому что каждый из нас

Всего лишь иголка

В муравейнике мироздания.

2. Музыка стала нашим проклятьем,

Юность - судьбою.

Мужчины занимаются зодчеством,

А женщины - собою.

Подлость стала радостью,

Старость - молотьбою.

Мужчины занимаются дружбой,

А женщины - собою.

Злоба стала мудростью,

Смерть - бегом или ходьбою.

Мужчины занимаются вечностью,

А женщины - собою.

3. Музыка стала нашим проклятьем,

Юность - судьбою.

Мальчик, тонкий и бледный,

Глядел воспаленным взором,

Как мимо плывет вселенная,

Вздрагивая и качаясь.

Римляночка в пыльной тоге

В изящном белом веночке,

Играла на тусклой лире

И полупрозрачными пальцами

Касалась бумажных струн.

И плакала мисс Вселенная,

И устало рыдал Господь.

4. Музыка стала нашим проклятьем,

Юность - судьбою,

Любовь - неубранной кроватью,

И я не хочу быть с тобою.

Наше чувство - растаявшее эскимо,

Фальшивые слезы в стекле трюмо,

Наши чувства - это капуста,

Это жухлый кленовый лист,

Это заерзанный на танцплощадке

Бездарный кривляка-твист.

Ненастоящее, глухо-свистящее,

Откровенно-пустое, тускло-блестящее,

Таково теперь наше чувство.

А любить - ведь это Искусство.

Стихотворение, использующее оба начала, и сочиненное Севой Зельченко:

Музыка стала нашим проклятьем,

Юность - судьбою.

Так и жили и вроде бы даже привыкли.

Однако, спустя четверть года

(Да-да, это было как раз

В тот день, когда выпал сентябрь,

И с вывески "масло"

Свалилась центральная буква),

Так вот, в тот день

Музыка стала нашей судьбою,

Юность - проклятьем.

Мы боялись выйти на улицу,

Мы сожгли телефоны,

Мы вызубрили наши стихи

До последней строчки,

А все пять экземпляров, включая копирку,

Зашили в чучело зайца,

Выигранное в лотерею

Тому три года назад.

Время шло.

Снег зажурчал и распался.

Дни становились короче, ночи еще короче,

И вот однажды

Музыка стала нашей юностью,

Судьба - проклятьем.

О, как это было невыносимо!

С тех пор мы всю ночь не гасим свет,

Чтобы не видеть снов, ибо снов мы боялись.

С тех пор я вдруг понял, что ненавижу

Бог его знает, почему

Запах чая, президента Эфиопии

И букву А.

Однако, в один из последних дней,

Подойдя невпопад в середине раннего утра

К замерзшему за ночь окну

(Это было в тот год,

Когда умер президент Эфиопии,

Чай в магазинах пропал,

Букву А отменили,

Вывеска "Гастроном" осыпалась,

Как спелая груша,

А чучело зайца, спрыгнув с каминной полки,

Разгрызло ножку стула),

Так вот, подойдя к окну,

Мы сказали друг другу:

- Как благороден тот,

Кто не скажет при блеске молнии:

"Вот она, наша жизнь!"

И потом не сказали ни слова.

Было тихо.

Чучело зайца спало, зарывшись в подушки,

Часы показали семнадцать минут шестого,

Затем восемнадцать.

В тот день проклятье стало нашей юностью,

Судьба стала нашим проклятьем,

Юность стала нашей судьбой,

А музыки нашей не стало.

ДИАРЕЯ: ЦВЕТОК, МЕДУЗА, ОЖЕРЕЛЬЕ

Часто слова по звучанию похожи на себя самих, то есть на то, что они обозначают по смыслу.

Это удивительно, приятно и очень удобно.

"Стекло", например, на слух воспринимается как что-то твердое, скользкое и тонкое.

"Лезвие" - нечто звеняще-режущее, пролезающее сквозь любую ткань.

"Пух", "пушинка" - то, на что дунешь - фук! - и оно полетит.

"Поляна" - уютное, вольное, вполне пригодное, чтобы поваляться.

"Лиса" - хитрое что-то, ускользающее.

"Ветер" - мощный, летучий, сквозной.

"Дубина" - тяжелое, основательное, убийственное даже.

"Щука" - наверняка хищник.

"Аллигатор" - наверняка гад и довольно продолговатый.

"Понедельник" - нечто длинное, скучное, невыразительное.

Ну и так далее; похожих примеров в русской речи найдется бесчисленное множество...

А если отыскать в словаре слова, значения которых неведомы, и попытаться по звучанию определить, что они могут значить?

Вдруг совпадет? А если нет, все равно будет интересно узнать, насколько гадатели были далеки от истины. Или, наоборот, близки.


Еще от автора Вячеслав Абрамович Лейкин
Действующие лица

Книга стихов «Действующие лица» состоит из семи частей или – если угодно – глав, примерно равных по объёму.В первой части – «Соцветья молодости дальней» – стихи, написанные преимущественно в 60-70-х годах прошлого столетия. Вторая часть – «Полевой сезон» – посвящена годам, отданным геологии. «Циклотрон» – несколько весьма разнохарактерных групп стихов, собранных в циклы. «Девяностые» – это стихи, написанные в 90-е годы, стихи, в той или иной мере иллюстрирующие эти нервные времена. Пятая часть с несколько игривым названием «Достаточно свободные стихи про что угодно» состоит только из верлибров.


Нет счастья в жизни

Книга прозы известного поэта состоит из двух частей: рассказы и авторские записные книжки. Рассказы соединяют игривость анекдота с горестной порою живостью интриги. Записные книжки – свидетельство эпохи и творческая лаборатория автора, уникальный материал.