Игра воды - [18]

Гарью святилищ дыша, слезы постыдные лить.

Чтобы впустую жевать всех предсказаний мякину —

Жребий не бросить уже. Прошлого не воротить.

В термах на теплых камнях я, от себя не очнувшись,

Спор о заездах возниц – сколько потрачено сил! —

Выслушал. Душу отвел на говорливом чинуше,

Не разделил с ним вина, хлеба с ним не преломил.

Банщик-мальчишка меня зря только ласково маслил.

Но не взаимность была – грубость – ответом моим.

Нет мне покоя нигде. – Что ж, не могу выйти разве

В хмурый запущенный сад, злиться, что сердце болит?

Слушать, как с цирком сбежал раб-казначей у кого-то,

Доблестной смерти моей должен был я вопреки.

И как в провинции бунт будто замыслил, когорты

Выведя, Тит, но уплыл вниз по теченью реки.

Под кипарисом меня встретив, ты спас от безумства,

От похотливых волчиц и от настырных юнцов.

Вывел двором, где во след ветка шептала стоусто:

Следуй безмолвно за ним, спрятав от ветра лицо.

К дому меня приведя, к старой моей голубятне,

Любящий моря волну, ты не оставил меня.

Может быть выпил со мной? Может быть выслушал? – Вряд ли.

Молча со мною сидел в сумерках долгого дня.

Можешь добавить теперь, есть что к пропетому если.

Или продолжить вином скрашивать скромный досуг.

Скоро светильник внесут, чтоб развернуться где песне

Было о наших годах. – Жаль ты на музыку глух.

Мастер

Как на иконе, храм стоит раздвинутый,

И оба глаза лошади пусты.

Ломает школы, крест, забор и мирумир! —

Движенье на поверхности воды.

На кране Петр подкручивает винтики

И зубчатого диска носит нимб.

Узнав не по словам, а по наитию

Святого, отрок следует за ним.

Какой морзянкой заповедь повторит он,

Какой «Спидолой» разнесет слова?

Чтоб каждая собака подзаборная

Хозяина на стройке обрела.

Неси, апостол, слово нам под запись и

Под роспись под гравийный шелест шин,

Чтоб пахнущие лыжной мазью заросли

По колее бульдозер уложил.

Чтоб вел бугор беседу с трактористами,

А я – осей разбивку на виду

У всех… В траве по шнурке вешки выставив,

Легко представить тлен и суету.

Суглинок пахнет погребом с компотами,

И барбариской светится бадья

С песком. И речь апостола работает,

Нас по домам, как малых, разводя.

Возвращение

Намок дивный город, закрашенный суриком.

А дождь продолжает бессмысленно лить.

Мензурку, мазурку и прочую музыку

Мазурик пытается в нем различить.

Под ржавым навесом автобусной станции

Зажав хачапури горячий еще,

Бомж слышит то гаммы, то мамы нотацию,

То лязг от вращения в личинке ключом.

Подумаешь дождь! – Он под крышей не прячется.

В дорогу вот-вот тьма пойдет поливать.

Он долго терпел, но теперь уж расплачется,

И будет кому-нибудь не наплевать.

По луже промчится, как катер по скатерти,

Икарус с гармошкой с салоном пустым,

Пахнув, как старинный прибор выжигательный,

Дымком ароматным, садовым, густым.

В поисках Ду Фу

Осень. Вся красота в незаметном изъяне.

В перелеске листвою играют лучи.

Растолкали с утра и мешок с меня сняли,

Вероятно весь выкуп сполна получив.

Оглядевшись, я вижу – почтенные люди

Распивают медлительно жбанчик вина.

Фаршированный карп на нефритовом блюде,

Ароматно дымясь, ожидает меня.

Слышен цинь семиструнный. И сладкое пенье.

Звук умиротворенный, божественный труд.

Танцовщицы в сапожках из кожи оленьей

То склонятся как ивы, то тихо плывут.

Осень. В роще листву растрясся, как обноски,

Растворяются влажные духи дерев.

И давно суетой не пугают даоса

Ветви кленов и ясеней, оледенев.

Гусь, отбившись от стаи, застыл над сторожкой,

И еще не спустившись, прервал свой полет.

Золотистая глина прилипла к подошве

И от дома уйти далеко не дает.

Облака по лекалам нарезала осень

И, как мать, не пускает меня за порог.

И поэты безмолвно стоят на морозе,

И гудит, как упавшее яблоко, гонг.

Мартобрь

Мост разведен. И небосвод разверст.

И облако – над лошадью святого.

Заляпал купол бликами матрос,

Закат на репродукции потрогав.

Толпа воров снует в толпе раззяв.

Чернеет лес на Ладоге и Охте,

Как будто кто-то, рукавичку сняв,

По инею потер корявым ногтем.

У школы пес в снегу и гам детей.

С фотокружка бредет домой отличник.

Завален горизонт в округе всей.

Тень не видна, и длинный план статичен.

Мешая ехать, охать, просто жить,

Ложится свет и вызывает жалость

К себе. Чтоб век спустя разворошить

Что тихим детством в памяти слежалось.

Простые стихи

Новогодняя коробка – снег, игрушка, голубок.

Типографская иконка, разукрашенный лубок.

Царь тупой, как пробка, с шашкой. Пышный ус скрывает рот.

Всей семьей убьют, не жалко. Паровоз летит вперед!

Ветер, ветер, звон посуды. Зал, из мебели дрова.

Балалайка, гусли, смута. Бунт, кровавый карнавал.

За окном салют с нагана. В тюли инея окно.

Стопка, с выходом цыгано-чка. Не жалко никого.

Страшный праздник в доме нашем. Ходит с флагами район.

Что мы все, как дети, пляшем? И читаем, и поем.

Спины гнем, ломаем шапки. Жмемся, слезы льем ручьем.

Всей толпой убьют, не жалко. Нас наделают еще.

Мало надо нам заботы. Неба хватит за глаза.

Хлеб без карточек, шесть соток, кол, на привязи коза.

Угол с топчаном-лежанкой. Двор и стол для домино.

Дом, пустырь, тупик с пожаркой. Про разведчиков кино.

Звезды в небе из граната. Из гранита крест на край.

Нам для счастья мало надо. Нам всю правду подавай.

Только правды нету дома, сбилась с твердого пути.