Игра в зеркала - [79]

Я неохотно кивнула. Эрик покачал головой.

— Бедная мамаша. Вынашивать Избранную и так не подарок, а если она начинает выкидывать такие фокусы еще в утробе матери…

— Эрик, ну что ты хочешь от неродившегося ребенка? Она ведь тоже хочет жить…

Отражение тринадцатое

Месяц спустя.

— …только имейте в виду, если вы опять доведете ее до слез, можете забыть сюда дорогу. Я вас просто не пущу. О… Видите, она спит. Так что…

— Я не сплю, Генди.

Я выпросталась из горы покрывал и резко села на кровати. Дежурная бросила на меня неодобрительный взгляд и вышла.

— Значит, я все-таки довел тебя до слез?…

Алан поколебался, но все же присел на кровать. Виноватая пауза начала затягиваться.

— Не обращай внимания. От бездействия я становлюсь капризной и жутко плаксивой. К тому же… От радости тоже плачут, Алан.

— Все равно. Тебе и так сейчас тяжело, не стоило мне…

— Стоило. Иначе мне было бы куда тяжелее.

И это правда. Почти два месяца невысказанные вопросы, боль и разочарование грызли меня, не давая покоя, мешаясь с болью физической от операций, процедур и самого бесконечного заточения в палате… Пока две недели назад ко мне не стали пускать посетителей. Алан пришел первым, неизвестно как прорвав кордон из дежурных медблока. В тот, первый, раз я не решилась спрашивать. Сухие улыбки, натянутые фразы и умело сыгранные сценки. «Я устала, Алан». Устала… Я устала лежать и бесконечно смотреть в потолок, в пустое белое пространство и видеть там то, что могло бы быть. Поверил. И ушел… Чтобы прийти на следующий день, и на следующий… Но глупому, слабому женскому сердцу хотелось, чтобы тогда, в самый первый раз, не поверил. Не поверил, не ушел, а говорил, говорил бесконечно и не оставлял бы до тех пор, пока силой бы не вытащил на свет душившую меня мерзость. Я слишком хорошо сыграла. И Алан, мой милый Алан никогда не подумает, что я могу столько лгать. Ему.

И это хорошо.

А после… То ли спектакли перестали мне удаваться, то ли действительно я стала не в меру слезливой. И вчера он прямо спросил, люблю ли я его. Кажется, я разрыдалась. И, кажется, выложила все.

Он спросил, почему я не сказала раньше, а я… Что могла ответить я? Что откладывала, бесконечно откладывала страшный миг, когда узнаю правду, потому что боялась ее так, как не боялась ничего в этой жизни? Или что с языка не шли слова, говорящие о том, что со мной никогда не было светлого ангела, а был кто-то другой, неизвестный мне чужак? Или не могла своими руками разбить собственное счастье?

Я не сказала ничего.

Он тоже промолчал. Потом все же заговорил. Говорил долго и мучительно, но суть была проста.

Он подтвердил все, каждое слово отчета. Кроме, разве что, того, что официальные родители погибли по его вине. А дальше… Тайна, тайна, бесконечная тайна.

«Я не хочу…не могу лгать тебе. Так… было нужно. Мне нужно было кем-то стать в этом мире. И я стал. Не занимая чужого места, нет. Я сам его создал, это место. Но, клянусь, не ради денег, не ради того, чтобы заполучить что-то, мне не принадлежащее. Так было нужно. И в мотивах моих не было ничего…бесчестного.

— Эрро знает? Правду?

— Я объяснил ему.

— Тогда…все в порядке. Не будем к этому больше возвращаться.

— Ты веришь мне? Действительно веришь? Скажи правду, Ким.»

Я поверила. Поверила в огромный знак вопроса, просто потому, что ангел, дарящий мне крылья, никогда никому не желал зла. Просто потому, что слова были искренни. И, наконец, я просто этого хотела. Кому, как не мне, знать, что такое бесконечная ложь и рот на замке, бесконечное недоговаривание и невозможность ответить на прямой вопрос.

Я поверила и была счастлива, получив, наконец, возможность свободно дышать. И теперь наверстывала пропущенное за всем этим кошмаром время, предаваясь маленьким радостям. Огромный букет из оранжереи, принесенный Марлен. Ощутимые толчки в ее изрядно выросшем животике. Первая короткая прогулка в соседнюю палату, к Чезе. Из всего блока только он все еще составлял мне компанию в медблоке. Как сильнейший из оставшихся тогда псионов, он дрался до последнего. Ему и досталось больше других.

Наемникам то ли мало заплатили, то ли по натуре своей они были не прочь подработать на стороне, однако факт в том, что почти всех моих агентов Эрик обнаружил в грузом отсеке вражеского штурмовика, по самые уши упакованных в риатин. Псионы — бросовый товар только в Корпусе, на невольничьих же рынках Свободной Зоны они стоят дороже истребителей.

Только не всегда и не везде их возможно взять живьем. Какое-то чувство самосохранения есть и у самых отпетых корыстолюбцев. О потерях со стороны силовиков мне не сообщили… Значит, не хотели расстраивать. Мои агенты, слава богам, целы все — побитые, поломанные, раненые, но живы. Иногда даже у нас свято чтят приказы. А я приказывала не лезть на рожон.

— Я на «Полюсе», а ты где-то далеко. Может, тебе и в правду отдохнуть?

Мягкий голос Алана вернул меня к реальности.

— Ты шутишь? Я наотдыхалась на сезон вперед. Видеть не могу уже эту палату!

— Восстановительная терапия из кого угодно вытянет душу — по себе знаю, можешь не отнекиваться. Особенно при таких тяжелых травмах.

— Алан, я действительно не устала. Сейчас с этим гораздо проще, на самом деле.