Игра в ящик - [21]
– Когда точно? – Левенбук чиркнул по белому воротничку холодным подбородком, к полудню всегда уже казавшимся небритым. – Когда точно?
Листки откидного календаря зашуршали, запрыгали как дрессированные мыши.
– Последняя среда месяца. Двадцать девятое. Да. Двадцать девятое сентября.
Никакого тебе Лобачевского, дружок, линейное пространство, дважды два – четыре. Арифметика не подвела Р. Р. Подцепу в момент, когда из прохоровских уст вылетело название его любимого научного мероприятия. Межотделенческого семинара по проблемам моделирования процессов разрушения. Единственное, на которое он никогда и ни в каком случае не опаздывал. Двадцать девятое, точь-в-точь, Роман Подцепа не ошибся, все верно подсчитал и сразу, только зачем-то полчаса затем сам себя дурачил. Превращал четверг во вторник, а вторник в среду. Двадцать девятое – день рожденья Димки.
– Папа, а ты когда теперь приедешь?
– На твой юбилей, заяц. Ну да! Тебе же пять лет в этом году исполнится!
Санки перевернулись, и Ромка с Димкой забурились в колючий сугроб под голыми ивами. Весь Млечный путь в одно мгновенье ухнул с высоты, влез в уши, губы и глаза.
– А что привезешь?
– А все, что захочешь!
– Правда?
– Конечно! Кривда не для нас. Мы же с тобой сибиряки. Ты кержак и я кержак...
– Роман, – дважды повторил Левенбук, заставив Подцепу собрать в точку, как всегда, слишком самостоятельные глаза. Со стороны казалось, ну конечно, от неуемной гордости и счастья по-идиотски разбежавшиеся, – будете на ВЦ, пожалуйста, отдайте Студеничу. Я обещал ему тогда, когда о ночной смене договаривался, да все забываю передать. Неудобно, да и тем более, что еще предстоит...
Роман, все еще слегка ушибленный бескомпромиссностью недельной арифметики, взял у Левенбука папку со штампом «Дело», механически положил прямо перед собой и трижды это слово «Дело» перечитал.
Левенбук, как видно, по-своему поняв такое внезапное очарование печатным словом, быстро добавил:
– Хотите, можете и сами полистать, но обязательно передайте.
Ромка механически потянул за ботиночные тесемки, откинул картон и прочел черные, слово через скакалку прыгающие машинописные буквы на голубоватой папиросной бумаге.
«Дмитрий Александрович Белобокин. Щук и Хек».
– Что это, Алексей Леопольдович?
– Гумилев. Поэт такой. Не знаете? Перепечатка для себя, – сказал Левенбук и тут же осекся, сам заглянув внутрь. – Простите, не то вам дал... А впрочем, – он махнул рукой, и мгновенная, редко наблюдаемая волна передернула всегда голубоватую, колючую кожу его асимметричного лица. Тик, да не тик, улыбкой это называлось, знаком дружеского расположения на бульдожьем лице завсектором, – оставьте раз так себе, почитаете на досуге...
Затем Левенбук снова начал рыться в ящиках стола, извлек еще одно, абсолютно идентичное первому, «Дело», только теперь уж сам заранее развязал тесемки и пробежал глазами. – Вот это. Да. Передайте. Только не перепутайте.
– Нет-нет, – сказал Роман, неожиданно резко вставая из-за стола со свежей папкой в руках. – Я прямо сейчас и отнесу, как раз собирался на ВЦ. Оставлял там небольшой пакетик для прогонки...
Ему срочно и немедленно надо было выйти на воздух. И вовсе не для того, чтобы покурить. Не только и не столько...
«Двадцать девятое. Двадцать девятое. Все что угодно. Все что угодно. И кривда не для нас».
Под канадскими кленами институтского парка, на развилке узких асфальтовых дорожек его догнала Мелехина.
– Поздравляю! – сказала, на ходу разворачиваясь и пытаясь заглянуть туда, куда совсем не следовало пялиться в этот момент. В Ромкины косые непослушные глаза. – Левенбук признался, что ты первый аспирант, который будет выступать с собственным докладом на семинаре.
– Я не буду, – ответил Рома.
– Как?
– Я уезжаю, у меня у сына день рождения. Как раз двадцать девятого. Пять лет исполнится. Не получится, короче, выступить. Ты можешь, если хочешь. Все сегодня запомнила? Или пересказать?
Подцепе показалось, что от обиды у Ленки даже серые, землистые полумесяцы прорезались в неглубоких проталинах под нижними веками. Физический опыт. Затмение луны. Очень похоже. Страница семьдесят один.
– Какой ты, Рома, все-таки заносчивый, – девица повернулась на низких скособоченных каблуках и стала удаляться строго перпендикулярно той линии, по которой еще полминуты назад приближалась. В институтском парке много дорожек. Свинтила. Рома постоял. Докурил беломорину. Смял. Запустил в гущу неухоженной сирени и поплелся на ВЦ.
К шести часам он так ничего и не придумал. Тупик. И никто в тельняшечке с веселым желтым фонариком в темноте и духоте за эту пару часов не объявился. Да и откуда бы? В общем, надо просто звонить. Просто звонить, и все. Код города – 384.
Ромка мог сделать это уже в пять. Мелехина не вернулась. Левенбук уехал в Гипроуглемаш. А Гарик Караулов элементарно смылся, на ходу бросив:
– Схожу в библиотеку, «Глюкауф» полистаю. Расширю кругозор.
С. н. с. Прокофьев и м. н. с. Гринбаум законно догуливали последнюю неделю отпуска. Никого в секторе математических методов. Лишь только Роман Романович Подцепа и телефон. Красный, ушастый, бравый как чан пожарника. И шнур, кудрявый поросячий хвост, торчит из задницы. Можно поставить героя 01 на любой стол. Поставить прямо перед собой и играть в гляделки с десятиоким.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второй роман Сергея Солоуха "Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева" (1996) вошел в шорт-лист премии Анти-Букер.
Классический перевод романа Ярослава Гашека, сделанный Петром Григорьевичем Богатыревым, стал неотьемлемой частью советской культуры и литературы. Уникальный труд известного прозаика и эссеиста Сергея Солоуха возвращает читателя в эпоху и культурную среду, частью которой по праву был чешский оригинал. Эпоху Габсбургов, Гогенцоллернов, Романовых и миллионов скромных подданных этих монархов. Ту самую, в которой ровно сто лет тому назад, в 1914 году, разразилась Великая или, как принято говорить ныне, Первая мировая война.
На всю жизнь прилепилось к Чанду Розарио детское прозвище, которое он получил «в честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“». И неудивительно, ведь Мышкин Чанд Розарио и вправду из чудаков. Он немолод, небогат, работает озеленителем в родном городке в предгорьях Гималаев и очень гордится своим «наследием миру» – аллеями прекрасных деревьев, которые за десятки лет из черенков превратились в великанов. Но этого ему недостаточно, и он решает составить завещание.
Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)