Игра в сумерках - [11]

Ведро гулко бухнуло где-то внизу. Было слышно, как в него заливается вода. Ледяная и колючая. Сердце Теодора сжалось, будто обледенело.

– Я говорил матери не идти сюда, но после того как пропал отец, она немного съехала с катушек. По всяким бабкам-гадалкам ходит. А толку? Интересно, тебе такое знакомо? Это вроде бы твой отец лечит-калечит. Он вообще как, по-твоему, нормальный или тоже немного… просветленный?

Рыжий хмыкнул, но в усмешке Теодор услышал какую-то горечь. Она была словно трухлявый столб, на который надавишь – и рухнет вся ограда. Так можно сломать человека. Парень пытался скрыть болезненное чувство под бравадой, болезненное настолько, что его пальцы подрагивали.

– А ты зачем носишь маску? – вдруг спросил он. – И молчишь? У тебя рот зашит, да?

Теодор, как и отец, надевал маску из черной плотной ткани. Конечно, можно было обойтись и без этого, но ему не хотелось, чтобы его узнали или просто видели изуродованную багровым шрамом щеку. Тео начал крутить колесо, и ведро мало-помалу поднималось, стукаясь о каменную кладку. Утро уже наступило. Неуютно. Он хотел спать и валился с ног от усталости, но отец так долго возился внутри с этой девчонкой… Скорей бы уже закончилось.

Парень ждал ответа, но не услышал ни слова. Его беспокоило то, что происходит в доме, и он начал раздражаться. Рыжий сделал шаг к Теодору, уже вытянувшему из колодца ведро, и тот отшатнулся. Вода плеснула через край ведра на плащ.

– Чего тебе? – хрипло спросил Теодор.

– А-а, значит, умеешь говорить! – обрадовался парень и прищурился. – Ну, давай поговорим. Хочу задать вопрос. Правду говорят, твой батя – самоубивец?

Теодор вздрогнул. Внутри поднялась волна ярости, и он сдерживался из последних сил. Отец будет зол. Очень зол. Нужно терпеть. Еще чуть-чуть, дверь откроется, отец выпустит горожан, и они уйдут. Навсегда. Нужно немного подождать.

– Может, конечно, и не он, – продолжал рыжий, – да только дядька сказывал, что больно на того смахивает, которого он из воды вытаскивал. Говорит, давно это было. Один мужичонка решил с собой порешить и сиганул с моста в воду, в самое мутное место. Думал, никого вечером не будет, да кто-то увидел и позвал народ. Ну, дядька да еще пара человек из ближних домов выскочили – и к реке. Стали вытаскивать, а там водоворот бурлит, не подступишься, и мужичонку мигом затянуло. Он, знать, не дурак был – сообразил, куда прыгнуть, чтоб наверняка. Но его таки вытянули, только непонятно было, мертвяк он или нет, позвали врача. Врач сказал, сердце остановилось, не дышит. Хотели на следующий день хоронить, а он, оказалось, не до конца умер, и доктор подтвердил, что ошибся, вроде такое бывает – человек крепко спит, а его за мертвого принимают и чуть было не хоронят.

Парень умолк. Было видно, ему эта история по душе. Он подождал, пока Теодор все осознает, а когда понял, что его рассказ не по нраву, усмехнулся и чтобы совсем вывести Теодора из себя, добавил:

– А потом самоубивец странные вещи стал делать – в лес ходить, травы собирать, людей лечить. Говорили, ему после обмирания открылось что-то, вроде как дар или колдунская сила. Только это давно было, потом пропал он. Может, вправду твой, а? Мой дядька уверен, твой. И кое-кто дядьке верит, он не промах, в одиночку медведя завалил. Ну я-то не знаю, правда или нет, меня там не было. Вот ты-то наверняка знаешь.

Все случилось в одно мгновение. Рука Теодора с ведром рванулась вверх, вода ледяным языком выплеснулась на ноги парня, а потом Тео шагнул вперед и прижал обидчика к стене, вдавив ведро ему в грудь. Рыжий резко выдохнул. Теодор чувствовал, как его горло тоже сжимается – от гнева. Он зло уставился парню в глаза.

– Закрой рот, иначе я залью тебе в глотку все это ведро, понял?!

Теодор слышал свой голос, звучащий словно издали, и еле видел из-за застлавшей глаза багровой пелены. Он нажал сильнее, и парень вытаращил глаза и захрипел. Хлопнула дверь, и Теодор тут же отступил. Из дома вышел отец. Он остановился и оглядел парней: штаны и нижний край куртки гостя были насквозь мокрые.

– Я поскользнулся.

Теодор грохнул ведро на землю и бросился в дом, едва не столкнувшись с женщиной на пороге. Уже внутри он сорвал с лица ткань и тут увидел, что не один. Девушка сидела на кровати, свесив бледные ноги, и смотрела на него. Под ее глазами синели круги, кожа была землисто-серой.

– Филин… твой?

Она посмотрела на Севера, который, нахохлившись, таращился на нее с балки. Птица тяжело скользнула на кровать и села рядом с девушкой. Та хотела погладить филина, но рука бессильно упала на покрывало. Север ухнул и перелетел к Теодору.

– Она что-то сказала? – В дверях появилась встревоженная женщина и уставилась на дочь. – Оана! Девочка моя!

Она бросилась к кровати и обняла девушку. Та слабо улыбалась, но выглядела так, словно не понимает, что происходит.

– Она говорила! Лазар! Идите сюда… это чудо какое-то, как же я вам благодарна… Ах, Оана, солнышко! – Женщина заплакала навзрыд, прижимая дочь к себе.

Теодор смотрел на девушку, а та на него. Во взглядах обоих было что-то странное, сверхъестественное, и он не понимал, что. Он не чувствовал страха или ненависти. Наоборот. Вся злость куда-то улетучилась. На ее место пришло что-то другое – непонятное теплое чувство, которое он до этого никогда не испытывал. Как оно называется, Теодор не знал.