Игра в метаморфозы - [26]

– Итак, – снова заговорил Саломон, – ДИМАС установил связь между несколькими эпизодами преступления, разнесенными во времени почти на тридцать лет. Напоминаю суть: двойное убийство в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году в Верхнем Арагоне, в провинции Уэска. Еще одно – в Сеговии в две тысячи пятнадцатом, и третье – в Бенальмадене в прошлом году. И вот какие общие точки всех этих убийств указал ДИМАС: молодые пары были найдены голыми, везде фигурируют куски материи красного и зеленого цвета, есть общее в положении тел, а самое главное – это клей…

– А где доказательство, что все это не та самая блоха, которую внедрили нам в ухо? – с сомнением произнесла Асса, разглядывая Улисса и Алехандро. – Исчезновение ребенка плюс двойное убийство с применением огнестрельного оружия в первом случае и две пары, убитые на двадцать пять и двадцать девять лет позже с применением холодного оружия, да еще на расстоянии шестисот километров друг от друга… А что, если ДИМАС ошибся?

– Это интересная гипотеза, – словно вскользь, заметил Саломон и улыбнулся. – Асса права: мы имеем два очень похожих преступления, совершенных близко по времени, но сильно разнесенных по расстоянию, и еще одно более давнее, связь с которым прослеживается более устойчиво. Что же нам позволяет думать, что во всех трех случаях преступления совершил один и тот же человек? – спросил он, обращаясь к обоим парням.

– Подпись, – отозвался Алехандро, словно ожидал этот вопрос.

– Вот именно, подпись. – Саломон выдержал паузу.

– Способы совершения преступления отличны друг от друга, как это часто бывает, и зависят от условий конкретного момента: в первом случае это огнестрел, в остальных двух – ножевые удары. Но подпись не меняется: тела расположены определенным образом и накрыты красной и зеленой тканью. Как вам известно, подпись бесполезна с точки зрения материальной. Зато она часто несет другую нагрузку: символическую или психосексуальную, причем очень сильную. Она как бы переводит на наш язык фантазии убийцы. В нашем случае подпись наводит нас на мысль, что все убийства совершил один и тот же человек. Кроме того, здесь дело не только в подписи, но еще и в позах жертв: тела расположены очень точно и продуманно. За всю свою долгую службу я повидал тысячи картин преступлений, и среди них не насчитаю и десяти, настолько поражающих изобретательностью автора. ДИМАС не ошибся: вероятность, что перед нами дело рук одного и того же человека, очень высока.

– В таком случае как вы объясните, что он ни на кого не нападал в течение тридцати лет, а потом вдруг снова взялся за свое? – подала голос Асса, явно не убежденная в верности гипотезы.

– Кончай нас троллить, Асса, – занервничал Улисс.

– Алехандро и Улисс выдвинули две весьма правдоподобные гипотезы, – заметил Саломон. – Либо он сидел в тюрьме, либо был за границей, где тоже продолжал убивать. Но есть еще и третья: ДИМАС не застрахован от ошибок и мог не выявить другие преступления. Как бы там ни было, сейчас мы не можем с точностью знать, скольких он убил.

Саломон поднял глаза и заметил, что его слова явно произвели впечатление на слушателей: их интерес к этому делу заметно возрос. В облаке света, идущего от стола, у всех расширились зрачки. Он угадал, что они находятся под серьезным воздействием, почти под гипнозом. И на этот раз воздействие было не теоретическим, а реальным.

– Итак, если принять, что все это – дело рук одного человека, – продолжил профессор, – то с чего мы должны начать?

– С первой сцены убийства, – предложила Асса.

– Почему?

– В общей сложности первое преступление наиболее показательно. И именно в этом случае убийца начал допускать ошибки. Потом он совершенствует свою технику.

– Согласен. Но не будем забывать, что это его первое известное преступление, и не исключено, что до него могли быть и другие… Однако предположим, что возле туннеля он совершил свое первое преступление. О чем нам говорит сцена этого преступления? Постарайтесь быть конкретными. Главное качество хорошего профайлера – уметь анализировать те конкретные данные и факты, что есть в его распоряжении, и уметь обуздывать свое воображение.

– Это блондин, во время первого убийства ему было от двадцати пяти до тридцати пяти лет, – снова предположила Асса. – Он умен, изобретателен, дерзок и живет в том районе, где происходили убийства.

– Почему такой вывод?

Все уставились на Ассу.

– Потому что с точки зрения статистики все серийные убийцы начинают в двадцать девять лет или раньше, и поначалу отдают предпочтение жертвам из своей этнической группы. Наш убийца хорошо знал ареал своих преступлений, ибо, чтобы убить среди бела дня двух людей возле транспортного туннеля, нужно знать и конфигурацию места, и трафик. Он человек дерзкий, потому что его жертвы не принадлежат к группе риска: среди них нет ни проституток, ни наркоманов. И потом, как вы сами сказали, его преступления в высшей степени изобретательны и продуманы. Я бы сказала, что у него высокий ай-кью, и он долго представлял себе все, что задумал, прежде чем перейти к делу. Он тщательно обдумал место, время и жертву, что говорит о его невероятном хладнокровии.