Игра в ложь. Я никогда не… - [42]

– Что случилось? – спрашивает врач, присаживаясь на корточки рядом с Габби.

– Понятия не имею! – Лили выскакивает вперед. Ее рот – треугольник, глаза широко распахнуты, в них сквозит отчаяние. – Что с ней?

– У нее припадок. – Врач светит фонариком в глаза Габби, но в них нет ни проблеска цвета, только глазные белки, похожие на белые мраморные шарики. – Такое случалось с ней раньше?

– Нет! – Лили ошалело смотрит вокруг, как будто не верит, что все это происходит наяву.

Врач переворачивает Габби на бок и прикладывает ухо к ее рту, проверяя, дышит ли она, но при этом оставляет ее лежать на земле. Она все дергается, как персонаж из мультика, который прикасается к оголенному проводу и вспыхивает как рождественская елка, а его белый скелет просвечивает сквозь кожу. Я хочу отвернуться, но не могу.

– Вы можете что-то сделать для нее? – кричит Лили, дергая врача за рукав. – Хоть что-нибудь? А вдруг она умирает?

– Давайте-ка все в сторону! – рявкает врач. – Мне нужно место, чтобы заняться ею.

Автомобили со свистом проносятся мимо нас по шоссе. Некоторые притормаживают, чтобы поглазеть на «скорую» и девушку, лежащую у подземного перехода, но никто не останавливается. Слезы текут по лицу Лили. Она поворачивается ко мне, ее глаза полыхают огнем.

– Не могу поверить, что ты могла сделать с ней такое!

– Я ничего не делала! – кричу я сквозь стиснутые зубы.

– Вот именно что сделала! Ты во всем виновата!

Слова Лили заглушает последний свисток поезда. Я отказываюсь признавать свою вину. Начать с того, что я вообще не хотела брать с собой «двойняшек-твиттеряшек». Откуда я могла знать, что Габби настолько перепугается, что забьется в припадке? Я вдруг ловлю себя на мысли, что меня уже тошнит от этих близняшек. – Я не хотела, чтобы вы ехали с нами сегодня, – говорю я сквозь зубы. – Я знала, что вы сдрейфите.

По лицу Лили пробегают всполохи красно-голубых огней «скорой».

– Ты могла погубить всех нас!

– О, я тебя умоляю. – Мои руки сжимаются в кулаки. – У меня все под контролем!

– Откуда нам было знать? – визжит Лили. – Мы думали, что погибнем! Тебе плевать на чувства других людей! Мы для тебя… просто игрушки, которые исполняют любые твои прихоти!

– Попридержи язык, – предупреждаю я, сознавая, что нас могут услышать.

– Или что? – Лили поворачивается к Мадлен, которая смотрит на нас пустым взглядом. – Ты ведь согласна со мной, да, Мадлен? – спрашивает Лили. – Саттон – манипулятор. Неужели ты думаешь, что ее волнуют чьи-то чувства? Да ей на всех плевать! Вспомни, как она вертела твоим братом! Это из-за нее он ушел из дома!

– Неправда! – кричу я, бросаясь к Лили. Как она смеет говорить о Тайере! Эта курица понятия не имеет о том, что на самом деле между нами происходило!

Шарлотта оттаскивает меня назад, прежде чем я успеваю вцепиться в Лили. Вокруг Габби суетятся врачи, они спорят, что лучше – перенести ее в машину или пока не трогать. Лили отворачивается от нас и, заглядывая поверх плеча одного из них, смотрит на сестру. Поднимается горячий июльский ветер, взметая мусор и пыль. Обертка от леденцов Skittles прилипает к ноге Габби. Сигаретный окурок скатывается прямо к ее руке.

Слышится отдаленный вой сирен. Мы замираем, когда до нас доходит, что это полицейская машина. Мое сердце бешено колотится, пот струится по телу.

Я откашливаюсь и поворачиваюсь к своим подругам; мой голос звучит тихо, но ровно:

– Мы не можем рассказать полиции, что произошло на самом деле. Машина по-настоящему заглохла, понятно? Это просто несчастный случай.

Мадлен, Шарлотта и Лорел смотрят на меня с отвращением, но состояние Габби подкосило их. Они уже не думают о разборках со мной. И, хотя я нарушила священное правило «Игры в ложь», есть еще один железный принцип, который мы соблюдаем: если нас поймали во время розыгрыша, мы держимся вместе. Когда Лорел чуть не угодила в полицию за порчу четырехметровой рождественской елки в торговом центре La Encantada, мы поклялись, что она была дома с нами. Когда Мадлен сломала запястье, удирая от охранника – в тот раз мы таскали в овраг столы из библиотеки, – нам пришлось сказать ее отцу, что она оступилась во время похода. Я знала, что подруги простят меня за то, что я нарушила кодекс. Мы справимся с этим. Мы всегда справляемся.

Но Лили смотрит на меня как на идиотку.

– Ты всерьез думаешь, что я стану лгать ради тебя? – Она упирает руки в боки. – Я расскажу копам, что ты сделала!

– Твой выбор, – спокойно говорю я. – Но все, что происходит с твоей странной сестрой, не имеет ко мне никакого отношения, и ты это знаешь. Если ты скажешь копам – или кому-то еще, – пожалеешь.

У Лили глаза лезут на лоб.

– Это угроза?

Мое лицо застывает каменной маской.

– Называй это как хочешь. Но, если ты проболтаешься, мы уже никогда не сможем быть друзьями. Для тебя, как и для твоей сестры, очень многое изменится. – Я подхожу так близко к Лили, что чувствую ее теплое дыхание на моем лице. – Лили, – говорю я медленно, так чтобы она понимала каждое слово. – Когда Габби придет в себя и узнает, что ты своими руками сделала из вас двоих самых больших лузеров «Холли», ты думаешь, она скажет тебе «спасибо»? И будет считать тебя героем?