Игра в ложь - [32]

Эмма промолчала, глядя на сетку, разделявшую корт пополам. Она понятия не имела, что могла бы сделать Саттон. Комментарии учителей, особая папка в полиции, – все это наводило на печальные размышления.

Ей казалось, что теперь она отвечает за все выходки сестры. Даже за те, о которых понятия не имеет.

Стараясь сгладить неловкость, она потянулась к пакетику драже и взяла целую пригоршню, а потом принялась выкладывать из них улыбающуюся рожицу: два голубых шарика – глаза, зеленый – нос, красный и коричневый – рот.

– И ты тоже так делаешь? – удивился Итан.

– Что именно?

– Рожицы из еды, – он кивнул на шоколадки.

– Да. С самого детства.

Шоколадные улыбки из присыпки на рожках мороженого, довольные физиономии, нарисованные кетчупом на пустой тарелке из-под картошки, конфетные портреты, – психолог в детском доме как-то застал ее за этим занятием и предположил, что девочка чувствует себя одинокой. Эмма с ним не согласилась. Просто ей хотелось, чтобы у всего была индивидуальность – даже у еды.

Итан тоже выудил из пакетика несколько драже.

– Когда я был маленьким, отец делал мне бельгийские вафли, которые – все без исключения – звали Боб. У Боба были глаза из черники, нос из взбитых сливок…

– Дай угадаю, – перебила его Эмма, – и рот из бекона?

– Нет. Из ломтика дыни.

– Вафли с дыней? – девушка скорчила гримасу. – Фу-у-у.

Итан только усмехнулся.

– Я не знал, что Саттон Мерсер любит играть с едой.

– У меня много тайн, – поддразнила его Эмма. – Есть многое, о чем ты даже не догадываешься.

«Больше, чем можно предположить», – мысленно добавила она.

– Тайны – это здорово! – Итан наклонился чуть ближе к ней, задев рукой плечо. Эмма не отстранилась, а он не спешил менять позу. На секунду Эмме показалось, что улыбка Итона предназначена не Саттон, а ей.

Щелк. Прожектора над их головами неожиданно погасли, и корт погрузился в чернильную темноту. Эмма вскрикнула.

– Все в порядке, – успокоил ее Итан, – просто вышло время аренды.

Он помог ей подняться и ощупью найти калитку; она проводила его до машины. Уже усевшись за руль и включив зажигание, он неожиданно высунул голову в окно и долго смотрел на нее, склонив голову.

– Спасибо, Саттон, – наконец произнес Итан.

– За что? – растерялась она.

Он неопределенно махнул рукой в сторону корта и черневшего над ним звездного неба.

– За все это.

Эмма улыбнулась, ожидая продолжения, но Итан нажал на газ, и машина плавно двинулась к выезду с парковки. В ночной тишине стало слышно, что водитель включил музыку – до Эммы донеслись первые аккорды «Светлячков», одной из самых любимых ее песен. Как только машина скрылась, она уселась прямо на теплый асфальт, глядя в темноту. Итан оказался первым нормальным человеком, которого она встретила за эти два дня. К сожалению, ему явно не было дела до Саттон.

Я не могла с ней согласиться. При взгляде со стороны становилось совершенно очевидно, что Итан играл в моей жизни какую-то важную роль, которую предпочитал не раскрывать до поры до времени.

14. Кое-что винтажное

Среда ознаменовалась для Эммы хорошей новостью. К середине дня все небо заволокли тяжелые грозовые тучи, поэтому после седьмого урока тренер Мэгги объявила по школьному радио, что тренировка отменяется. Эмма была настолько счастлива, что едва не бросилась обнимать стоящую неподалеку учительницу истории. После вечерней тренировки и неловкого столкновения с Итаном у Эммы отчаянно болели ноги.

Теперь же сразу после школы можно было вернуться домой. Эмма возилась с замком в шкафчике Саттон, когда кто-то обнял ее за талию. Обернувшись, она уткнулась носом прямо в букет тюльпанов, поверх которого сияло довольное лицо Гаррета.

– Поздравляю с почти наступившим днем рождения! – провозгласил он, а затем наклонился, чтобы поцеловать Эмму. От него пахло как в классе рисования – скипидаром, и Эмма вздрогнула, когда их губы соприкоснулись.

– Эй! А ну отойди от него! – завопила я. Как вы уже поняли, никто меня не услышал. Черт, это было тяжело! Я прекрасно понимала, что Эмма вынуждена вести себя так, будто она – это я. Но оказалось, что одного понимания мало, чтобы погасить вспыхнувшие во мне гнев и ревность. Гаррет больше не принадлежал мне, и ничто и никогда этого не изменит. В глубине души я надеялась, что сейчас он прервет поцелуй, отступит от Эммы, скрестит на груди руки и скажет: «Ты не Саттон!» Но этого, конечно, не произошло.

– Ты уже который день сама не своя. Я просто тебя не узнаю, – Гаррет наконец отстранился, поправляя рюкзак на плече.

Я округлила глаза. Да! Он все-таки заметил!

Эмма тоже пришла к этому выводу, но, прежде чем она смогла придумать ответ, Гаррет продолжил:

– Такое чувство, будто мы не виделись несколько недель. Предлагаю это исправить. Как насчет начос у Бланко?

– Что, прямо сейчас? – Эмма сделала вид, что заглядывает в шкафчик.

– Да, прямо сейчас, – Гаррет скрестил руки и вопросительно посмотрел на нее. – У тебя ведь сегодня нет тренировки? У меня тоже. И не бойся, одна тарелка начос на твоих боках точно не отложится. Впрочем, даже если отложится, я буду любить тебя еще больше.

Эмма хмыкнула. Нет, в предложении Гаррета ее смущало вовсе не это. Откуда он мог знать, что в прошлом году она участвовала в Битве едоков в Вегасе и заняла второе место? На первом оказалась миниатюрная японка, у которой в животе явно была черная дыра – другого объяснения тому, куда исчезали съеденные ею хот-доги, просто не существовало. Идти на свидание Эмме было… страшно.