Игра в косынку. Практикум - [39]

Шрифт
Интервал

— Вероятно, — за спиной Вавы, как привидение, возникла Ева, — по любому сто лет никто не забирался так далеко.

— На какой раз этот расклад пришел в голову тебе? — в прозрачных глазах Вавы отражались барашки на черных волнах.

— Не помню… — пожала плечами Ева, — довольно быстро.

— Я и говорю, — кивнула Вава, — они практически на пороге. Вава обернулась и заглянула Еве в глаза, — ты счастлива?

— Трудно сказать, — усмехнулась Ева, — я есть, но у меня не было выбора. Хочется, чтобы он был хоть у кого-то.

Вава обхватила голову руками и принялась мерно покачиваться. Потом она пропала. Там, на море, начинался дождь.

Слово Марго. Банкет (легкие закуски и натуральные соки)

Надо отдать нам с Анечкой должное: на диване сидели мы довольно долго. Потом я сказала:

— Ой.

Анечка рассеянно покивала. Мы помолчали. А потом я сказала:

— Говно какое.

А потом Анечка грустно покачала головой и вздохнула:

— Мы две приличные девушки. Откуда в нас это?

— Что? — тупо спросила я.

— Откуда в нас вся эта гадость?

Я потерянно промолчала, считая вопрос риторическим. Некоторое время мы тонули в угрызениях совести и осознании собственной низости. Нам было противно. Мы стыдились посмотреть друг другу в глаза. Спасти нас могла только трудотерапия.

Мы медленно поднялись с дивана и, не сговариваясь, принялись за домашнее хозяйство. Моя квартира была объявлена Штабом Могучих Правителей Мира При Помощи Косынки, и пришло время придать ему более или менее приличный вид. Пока кругом творилось что-то невообразимое, и хоть все говнище, которое я вызвала поутру, исчезло вместе с коробкой и ковриком от входной двери, квартирку, носящую явные следы дебоша и развратного образа жизни, это украсило мало. Мебель была частично поломана, частично опрокинута, постели вывернуты наизнанку, кругом летали хлопья пыли, там и тут возникали смердящие полные пепельницы, стопки книг обваливались на голову, грязная посуда высилась в раковине до потолка и была в художественном порядке распихана по углам, а холодильник вызывающе пустовал. Вершить великие дела с такого безобразия было нельзя. И косынка тут совершенно не помогала — только труд сделал из обезьян (которыми мы и являлись, как показали последние события) людей, хоть как-то пригодных к жизни.

В едином трудовом порыве мы поменяли постельное белье, грязное запихнули в стиральную машину, подмели и помыли пол, скинулись, сгоняли на рынок, притащили оттуда курицу, помидоров, перцев, риса, морковки, разливного кваса, лавашей, персиков и сыра, перемыли посуду, сварганили обед, протерли окна и вытряхнули плед, валявшийся на кухонном диване.

В процессе уборки мы решили, не сговариваясь, что Анечка на время переезжает ко мне. Я выделила ей постоянное спальное место с ночником и двумя подушками, чистое постельное белье, полотенце, майку для спанья с желтым цыпленком и книжку для чтения на ночь. Кажется, это была «Повинная голова» Гари, хотя, утверждать не берусь — за все это время Анечка не откроет ее ни разу.

Решив, что с хозяйственными и организационными моментами покончено, а чувство вины и собственной ненужности слегка отпустило, мы решили отобедать. В жаркой и душной квартире делать этого совершенно не хотелось, на улице жара и духота увеличивались стократно, зной призрачно колыхался над мостовыми, если лечь на землю и вглядеться в это колыхание, кажется, что люди идут по колено в воде. Наверное потому мы взяли свежевытряхнутый плед, перенесли обед на лестничную клетку и уютно расположились на ступеньках. В подъезде было полутемно и гулко, тянуло прохладным сквозняком, сыростью, на стене написано «Маша», рваные солнечные полосы ползли по моему колену, а куски курицы, замотанной в лаваш, сочились оранжевым жиром.

— Только идиоты ходят на пикник в свой подъезд, — проговорила Анечка с набитым ртом.

— Кто бы что понимал, — пожала плечами я, откидываясь на ступени, — нам теперь вообще все равно.

— Слушай, — отмахнулась от меня Анечка, — помнишь, там, на сайте, который все про косынку рассказал, там говорили: «люди, типа, творите добро», или что-то вроде этого?

— Ну, — я впилась зубами в помидор. Сладкий сок потек у меня по подбородку и за пазуху.

— Так пойди, — Анечка начинала нервничать, — пойди и разложи косынку, чтобы дети в Эфиопии не голодали, китайцы не забивали колья в глотку старичкам-профессорам, а бандиты не жгли всяких идиотов в лесу, облив бензином, — она задумчиво катала персик, зажатый между ладоней. Где-то внизу хлопнула входная дверь и послышались шаркающие шаги. Некоторое время мы нервно прислушивались к ним, вытянув шею и прекратив жевать.

— Во первых, ни хрена в Эфиопии никто не голодает, — заговорила я, когда лифт повез кого-то вверх. — Просто благотворительным фондам надо денег для того, чтобы вызвать в европейцах, ни разу в этой самой Эфиопии не бывавших, чувство вины, срубить с них денег и потом отчитаться перед обществом. Потом, китайцы забивали колья в глотку старичкам во время культурной революции, а теперь они на них в космос летают. Бандюки жгут народ только в сериалах. Вообще — куда не плюнь — непонятно, кому помогать.

— Несчастным сиротам нужна помощь, — неуверенно начала Анечка, — старичкам, если не китайским профессорам, так тем, которые бутылки собирают… Птицы задыхаются в нефти, леса Амазонии вырубают, все такое… Знаешь что, расскажи мне про Васю.


Еще от автора Анастасия Владимировна Зубкова
Божий одуванчик

К юной журналистке Галине Переваловой случайно попадают ключи - от какого замка, ей еще предстоит узнать. В тот же день с ней начинают происходить неожиданные и очень неприятные события, в результате которых она начинает догадываться, что просто так от ключей избавиться невозможно - слишком многие силы проявляют к ним интерес. Понимая, что волею случая оказалась в гуще криминальных разборок, Галочка призывает на помощь свою бабушку - несравненную, непобедимую и легендарную бабулю, которой не раз приходилось бывать в куда более опасных переделках.


Скромное обаяние художника Яичкина

Добропорядочные искусствоведы и нечистоплотные антиквары, монструозный буфет и неизвестный художник, интеллигентные бандиты и лихие братки, влюбленные мужья и коварные соблазнители, утраченные и вновь обретенные шедевры мирового искусства, убийства, похищения и тихие семейные радости. И, как обычно, в центре этого уморительного, несуразного и восхитительного урагана Галочка Перевалова и ее неукротимая бабуля - несравненная, непобедимая и легендарная.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!