Игра со Зверем - [31]

Но уже через мгновение упоительное замешательство исчезло с его лица, и жёсткая сильная ладонь стиснула шею бунтарки. Девушка не сопротивлялась, даже откинула голову назад, чтобы ему было удобнее. Если это должно случиться, то пусть случится сейчас. Она закрыла глаза. Пусть. Лучше несколько секунд мучений, чем новые унижения, чем этот его взгляд — пустой и равнодушный…

— Это было извинение? — спросил он с недоброй усмешкой.

— Это было: «Всю душу ты мне вымотал, любимый», — прохрипела мятежница, гадая, сколь быстрой будет ее смерть.

Может быть, она погорячилась, рассчитывая на несколько мгновений? Может впереди долгие часы ужаса, за которые она устанет умолять о пощаде и не раз проклянет собственную глупую гордость?

— Любимый? — в низком голосе прозвучал какой-то новый непривычный оттенок чувства, и это заставило Кассандру открыть глаза.

Во взгляде голубых глаз сквозило какое-то болезненное удивление. Стальные пальцы, сжимавшие горло рабыни, медленно разжались.

— Любимый — это тот, кого любят. А ты меня боишься. Я даже сейчас слышу, как у тебя выпрыгивает сердце. Ты трясёшься от ужаса каждый раз, когда я приближаюсь… любимая, — сделав едкое ударение на последнем слове, насмешливо произнёс он.

Но все-таки невольница видела — Хозяин отчаянно пытается вернуть утраченное самообладание. Что, интересно, повергло его в такое смятение? Запоздалое понимание едва не сразило наповал. Да он удивлен! Никто из людей ни разу с ним так не разговаривал! Интересно, а «любимым» его вообще хоть кто-нибудь называл?

Ее слова, сказанные со зла, его не взбесили, нет, они… привели его в замешательство, он не знал, как на них реагировать. И, похоже, впервые в жизни оказался в замешательстве.

— Тебя никто не называл любимым?

Амон повел бровью. Это было опасное движение. То ли собирался броситься, то ли ударить, то ли отпустить и уйти. Ждать можно чего угодно. Кэсс напряглась, но все равно не смогла скрыть любопытства. Он растерян? Почему? Коварная улыбка тронула уголки губ и исчезла. Коротенький шажок вперед, лукавый прищур… Слова полились сами собой:

— Когда я смотрю на тебя, мне иногда хочется сказать… что ты очень красивый, — девушка осторожно провела рукой по напряженной шее.

Демон молчал.

— Что без тебя мой мир был бы пустым и тоскливым, — прохладные пальцы скользнули вверх, зарылись в светлые волосы.

Зрачки прозрачных глаз расширились, и он неосознанно отступил.

— А еще хочется постоянно называть тебя ласково: Амошка, — продолжила наступление осмелевшая рабыня.

Мужское лицо и без того не наделенное эмоциями совсем окаменело, лишь в зрачках полыхал дикий огонь: злость, смятение, удивление… Да что с ним? Кассандра наступала, а её мучитель, почему-то внезапно растерявший всю свою уверенность, пятился, пока не упёрся спиной в дерево. Девушка подошла совсем близко, как не осмеливалась ещё ни разу в жизни. Она смотрела в его беспокойные глаза, с торжеством осознавая, что есть ещё несколько слов, которые ранят Амона сильнее.

Упоение победой смешивалось с мстительным наслаждением — она нашла болевую точку у этого жестокого существа! Он не умел быть нежным, нежность его пугала, и сейчас, когда он стоял перед ней, растерянный, напряженный, то был слабее котенка. Осталось немного — пара ласковых слов, жестокая насмешка и все — она выиграла бой! Впервые выиграла!

— Я буду бить тебя так, что ты неделю не сможешь говорить, — хрипло, с мукой в голосе, пригрозил он.

— Любимый мой, дорогой, самый родной… — Кэсс сделала паузу перед последним выпадом и даже нарочно понизила голос, чтобы он звучал проникновеннее. — Единственный…

Она поднялась на носочки и последнее слово прошептала ему в ухо.

Боль в глазах демона мешалась с ненавистью, уязвимостью и… надеждой. Рабыня перевела дыхание, чтобы сказать последнее, что уничтожит её Хозяина, выжжет в нем все то, что ещё способно бояться и доверять: «Ни от кого ты этого больше не услышишь. Запомни. Я первая и последняя, кто тебе такое сказал, да и то не всерьез». Она уже видела, как мертвеет его лицо, как он пытается справиться с собой после её горьких и жестоких слов, как гаснет и остывает в его глазах надежда. Навсегда. Так же, как погасла в ней! Но вместо ожидаемой злобной тирады неожиданно для самой себя сказала совсем другое. Сказала тихо и впервые с мольбой:

— Поцелуй меня.

Она стояла так близко, что даже через одежду чувствовала жар его тела. Кэсс заглянула демону в глаза. Они уже не были человеческими, на заливающемся чернотой лице вспыхнули пламенеющие узоры, но она не боялась. Она стояла и ждала, ругая себя за глупость, но все же надеясь на то, что…

Он наклонился и взял её лицо в ладони. Желтые глаза прожигали свирепым огнём. Девушка не понимала, кто сейчас смотрит на неё — зверь, человек или демон? Но когда жадные руки стиснули её талию, осознала — ей все равно, кто он. Кем бы ни был. Только бы держал, только бы не отпускал. Только бы не причинял боли. Она выбросила из памяти все, что было плохого. Остались его руки, губы, его нежность… Растворяясь в объятьях Амона она поняла, что не боится смерти и не может думать ни о чем, кроме его прикосновений. Ничьих рук на своем теле она не жаждала так отчаянно и страстно, ничьих поцелуев. Выпить его ярость, погасить его жестокость, любить его, несмотря на обиды, несмотря ни на что. Просто любить.