Игра - [50]

Гул усиливался по мере приближения урагана, и вдруг мне показалось, что по крыше дома с грохотом проносится тяжелый железнодорожный состав. Я даже присела, с опаской вглядываясь в потолок – не рухнет ли. От напряжения сдавило виски. Я подошла к окошку и тут же отпрянула – проносившаяся над мною белая мгла создавала впечатление, будто я вместе с домом стремительно движемся к обрыву.

На случай экстремальных ситуаций мне чей-то заботливой рукой была написана шпаргалка: на кухонном столе рядом с телефоном лежал лист плотной бумаги, на которой аккуратным почерком были записаны важные телефонные номера: Центра за спешна помощь и т. д. Я не все названия поняла, но МЧС – 112, как и у нас, полиция – 166, пожарники – 160, скорая помощь – 150. Дорожная полиция – 165. А внизу мелким почерком дописан курс евро; оказывается, один евро равен почти двум левам, на данный момент 1.958. Один лев это 100 стотинок (копеек, сентов в нашем понимании). Выходит денег, подсунутых мне Красимиром Баневым, хватило бы на обратную дорогу. И еще был номер дежурного секретаря консульства МИД Эстонии и адрес посольства Болгарии в Хельсинки. И номер телефона почетного консула ЭР в Софии господина Мирослава Борисова.

Напряжение ожидания нарастало. Но ничего не происходило. И потому надо было лишь ждать. Это самое тяжелое – ждать в предчувствии, что вот-вот что-то произойдет. Все, что я сумела сделать, готовясь урагану, я сделала. В такой ветер печи топить нельзя. Может не быть тяги или, наоборот, вылетевшие из трубы горящие угли могут вызвать возгорание крыши. Хорошо, что Марко уже успел протопить большой камины и котел с водой. В моей комнате было тепло, даже жарко. Я раскрыла обе створки дверей в расположенный рядом кабинет, чтобы впустить туда тепло. Страшно много метров дымоходов здесь. На доме четыре большие трубы, кажущиеся ажурными из-за квадратных отверстий под черепичным колпаком. Из двух, я сама видела, когда топились печи, шел дым. Про две трубы левого крыла дома я ничего пока не знаю. И трубы такие огромные и смешной непривычной формы. Словно на них надеты шапки или птичьи домики с отверстиями. Это отверстия для дыма. А домики они напоминают потому, что сверху трубы накрыты черепичными навесами.

Номера телефонов, оставленные мне Марко, я решила переписать себе в блокнот. Слабое пламя свечи отблескивало от пера, светлячком отсвечиваясь на бумаге, и мне это кажется двойным эффектом. Словно золотое перо, которым я пишу, имеет подсветку. Мне все нравится здесь. И письменный стол, и найденная в ящике стола ручка с золотым пером, я даже нашла там знакомую черную с бронзовой полосой коробку с чернилами «Паркер». У меня дома такие же. А в папке сохранившиеся со старых времен чистые листы настоящей писчей бумаги, слегка шероховатой – на такой одинаково хорошо писать и чернилами, и простым карандашом.

За письменным столом я всегда чувствую себя комфортно и уверенно. Привычно. Я все время была в работе, при этом без остатка отдавая себя семье и по максимуму используя возможности, преподносимые мне жизнью. Однако этих возможностей не так уж и много. Часто бывает, что, заранее сделав все домашние дела, чтобы высвободить время для творческой работы, сталкиваешься с новыми обстоятельствами, заставляющими пересмотреть свои планы, и опять откладываешь свои рукописи до лучших времен. В работе всегда можно найти укрытие от навязчивых друзей, от многих бед и проблем, в работу можно уходить с головой, без остатка, прячась порой даже от себя. Прошло всего лишь несколько дней, а я уже думаю о работе.

Ветер тем временем набирал силу, и казалось, что ускорение не закончится никогда. Над домом грохотало, словно поезд набирал скорость или танковая бригада бороздила крышу. При каждом усилении порыва я приседала. Спокойнее стало лишь после того, как ветер начал равномернее утюжить дом.

Всю ночь ветер грохотал и завывал в дымоходах. Я же время от времени спускалась вниз и расчищала площадку перед входом, чтобы утром можно было выйти.

Утро было темным. С улицы свет совсем не попадал в помещения. Даже там, где ставни не были закрыты, снег залепил стекла так, что через них едва просачивался свет. Там, где ставней не было, со стороны ущелья, откуда дул ветер, стекла были залеплены снегом, и лишь через угловые оконца освещали комнаты. А я ожидала увидеть наутро синь родопского неба и услышать капель с крыш.

К обеду мороз усилился. И теперь уже снег не таял на стекле и не струился талым потоком вниз по стеклу. Окна заледенели. Вероятно, и галерея, и стены со стороны внутреннего двора обледенели.

Страшно было выходить из дома. А ведь я – любительница стихии. Я поняла, что нельзя открывать двери и выпускать тепло. Дров было еще достаточно, но не мешало бы принести еще на случай, если непогода продлится дольше. Для моего камина дров было предостаточно. А большой я вряд ли осмелюсь затопить одна, без Марко. Я недооценивала это строение: оно отлично держало тепло. И хотя отопительные батареи были холодные, мне почему-то казалось, что от них идет тепло, хотя движок и котел давно не работали.