Игра правил - [7]
«Блин, замотался, извини, Моть! Если будет время, подкатывай сёдня в восемь ко мне, пообщаемся и посмотришь заодно, как мешки в шахматы играют. Я с тренировки выхожу», — ответил второпях я.
Толковость Моти проявилась ещё в раннем детстве, и поэтому вместо «счастливого детства на улице», так восхваляемого и в полной мере испытанного его старшим братом, Мотю с шести лет отправили на секцию шахмат, благополучно заброшенную им в десять, после получения разряда кандидата в мастера спорта. Всё связанное с цифрами и структурированием материала для него было слишком просто, чтобы быть интересным. Утомить его не способна была даже работа ведущим программистом java в представительстве одной из крупнейших в мире IT-компаний. И он всегда оставался полон энтузиазма и сил «поделать что-то ещё». Например, помимо основной работы в компании он активно развивал свой стартап. Изобрёл совершенно новый формат материальных ценностей — электронные предметы искусства. Electronic Work of Arts или сокращенно e-WoA. И сейчас находился в стадии внедрения его в информационное пространство. Идея просто революционная. Помню, как перед встречей с инвесторами он тренировал презентацию на ничего в этом не смыслящем мне, рассказывая про кросс-платформенное программное обеспечение на базе технологии блокчейн, защищенное криптографическим протоколом SSL, и четырехступенчатую валидацию: Mining, Crafting, Investment, Trading. Суть задумки была в том, что на созданной им платформе генерируются электронные арт-объекты, имеющие формулы вероятности получения качественного уровня или что-то типа того. А потом, на опять же им созданной электронной бирже, они как-то продаются-покупаются участниками. И даже рассказывал про последующий вывод своего e-WoA на IPO. Короче говоря, подобные вещи находятся за гранью моего понимания. Но слоган его проекта я очень хорошо запомнил: «Будущее, наступившее уже сейчас». Мне тогда показалось, что звучит очень круто. И, насколько мне известно, тем инвесторам показалось так же, и они ухватились за проект как за золотую жилу, согласившись вкладывать в него какие-то просто сумасшедшие деньги.
— Точно! — осенило меня. — Я наконец-то понял, какие конкретные аспекты и грани развития личности других людей мне бы не хотелось видеть. Меня бы не устроило развитие их личности, способное ограничивать развитие моё. Допустим, чья-то возможность контролировать мою свободу действий. Или возможность другого человека взять желаемое мной. Противостояние всегда начинается при появлении конфликта интересов. Когда два человека начинают претендовать на что-то одно. А так как ресурсы в нашем социуме ограничены, то и конфликт интересов неизбежен. Вот и ответ!
Вроде всё сложилось, всё встало на свои места. Но не покидало ощущение, будто что-то не так. Логика сложилась, а эмоционально я до сих пор сопротивляюсь. С чего бы это? Какие у меня есть основания сопротивляться? Ведь я наедине с собой, и мне не стыдно признать поражение своих же мыслей? А для самого себя мне не терпится докопаться до истинной сути возникшего протеста. Публично, может, и не признал бы ошибки, но сам себе врать-то не стану. Не вижу смысла.
И тут я понял — диссонанс обусловлен тем, что, с одной стороны, вражда логична и должна присутствовать, но, с другой стороны, я почему-то не испытываю её к другим людям. Неужели у меня нет с ними точек соприкосновения? Ведь ещё как есть, и немало! Почему тогда нет конфликта интересов? Видимо, искать нужно в определении слова «ресурсы», те, что ограничены. И тогда появятся нужные ответы.
«Косячник ты. Вечером подъеду в районе восьми», — пришёл ответ от Моти.
— Ну и славненько, побеседуем теперь уже втроём, — заключил я, вытираясь в раздевалке после прохладного душа.
Хоть Мотя и любил пофилософствовать о жизни за чашкой крепкого чёрного чая в узком кругу, но за его пределами сложно было стать свидетелем Мотиной дискуссии с кем-либо. А уж вывести его на откровенный спор было и вовсе задачей неосуществимой. Спортивный интерес к доказыванию собственного мнения на публике напрочь отсутствовал в Мотиной натуре. Он всё время находился в каких-то внутренних размышлениях и общался с другими людьми лишь по мере острой необходимости. Помню интересный случай, приключившийся с ним позапрошлой осенью на тематическом мероприятии типа конференции или митапа, посвященном каким-то разработкам или инновационным решениям или ещё чему-то там.
Участники из года в год на таких мероприятиях почти всегда одни и те же, много кто друг друга знает и все со всеми обо всём беседуют. Уже привычный шведский стол с разнообразными закусками и напитками и десятки маленьких высоких столиков, вмещающих вокруг себя по три-четыре человека. Но в случае, когда беседующие сбиваются в группку, выходящую за рамки одного стола, они спонтанно сдвигают два-три столика в один побольше и продолжают беседу. Ведь никто не хочет «выпасть» из важного обсуждения за момент обеденной паузы. В тот раз получился стол из двух столиков, за каждым из которых находилось пять или шесть человек. Двумя из них были Мотя и двадцатисемилетний главный менеджер по связям с общественностью из другой компании, по совместительству представляющий одну из ныне очень трендовых пищевых школ.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.