Игра правил - [25]

Шрифт
Интервал

Последние два-три Мотиных предложения остались за пределами моего внимания. Я совершенно не слышал их, отвлекшись на свои мысли о каком-то позавчерашнем намерении начать что-то делать. И это обстоятельство заставило меня вновь задуматься об очень интересной функции мозга: переходить на более лёгкие мысли в случае неспособности обрабатывать мысли текущего момента. Та самая ситуация, когда «смотришь в книгу и видишь фигу». Слушаешь Мотю и ничего не слышишь. Невозможность сосредоточиться на интересующей мысли. Когда стараешься о чём-то думать, а вместо процесса обработки информации в голове играет какая-то заевшая песня или всплывает чья-то глупая шутка. И как ни старайся вернуть себя в настоящий момент и выгнать бесполезный бред из головы, почти всегда это почему-то оказывается невозможным. Как на экзамене или на собеседовании на работу — мысли о чём угодно, только не о том, о чём нужно. Всегда в силе некий обратный процесс: чем больше напряжения и внимания стараешься уделить конкретной мысли, тем меньше это получается.

По какой-то причине В не спешил возражать, и я не только вежливости ради, но и из любопытства, всё-таки решил попросить Мотю повторить концовку и заставить свой мозг её обработать:

— Не мог бы ты ещё раз повторить свой вывод, — обратился я к Моте. — Прямо вот концовку — что, откуда и почему получается.

— Я говорю, — охотно отозвался Мотя, — что наличие принципов сохранения как в макромире, так и в исследованной части микромира говорит о необоснованности и ложности сомнений в работоспособности этих принципов в не до конца исследованной части микромира. Я о том, что если наука отчётливо знает о работоспособности какого-то закона в плоскости «А» и о том, что закон прекрасно работает на изведанных отрезках плоскости «Б», то нет никаких оснований утверждать, что закон не будет работать на других отрезках плоскости «Б».

На этот раз В незамедлительно возразил. Что явилось для меня поводом для любопытного умозаключения: возможно, В, так же как и я, не до конца понял сказанное Мотей в первый раз, но не рискнул попросить уточнения. Эта мысль мне показалась привлекательной по двум причинам. Во-первых, как видно, я не так сильно отстаю от В во владении предметом разговора. И во-вторых, он не смог скрыть от меня сам факт своего недопонимания, что также говорит о моём не настолько значительном отставании в, скажем так, «битве интеллектов». Вся проявившаяся конструкция меня ободрила, и я более въедливо начал следить за ходом их дискуссии, дабы впредь и вовсе держать равную с ним планку.

— Наука нам не подтверждает взаимосвязи различных событий в жизни человека, — недовольно ворчал В. — Наука подтверждает лишь взаимосвязь физических процессов. Поэтому вывод о подтверждении наукой взаимосвязи событий в жизни человека является подменой понятий. Даже если принять непоколебимость законов сохранения в плоскости микромира, то это ровным счётом никак не доказывает наличия причинно-следственной связи в жизни людей. Не доказывает наличия конкретных следствий конкретных поступков.

— Анри Пуанкаре утверждал, — подхватил Мотя, — что «небольшие различия в начальных условиях порождают огромные различия в конечном явлении». «Начальные условия» — это вмешательство одного человека в жизнь другого человека. А «конечное явление» — это события в жизни двух людей, последовавшие после вмешательства. Воспользуемся примером. Ситуация: «человек перевёл бабушку через дорогу». Вопрос: «Дадут ли действия человека, переведшего бабушку через дорогу, импульс к созданию альтернативной череды событий для бабушки?» Будет ли линия событий бабушки отличаться от той линии событий, где человек не совершал бы своих действий? Изменится ли что-то в жизни бабушки с появлением в её жизни импульса от человека, переведшего её через дорогу? Конечно, изменится! Не вмешайся он в её жизнь и не переведи через дорогу, её череда событий была бы иной. Своим действием другой человек породил импульс, приведший к альтернативной череде событий жизни бабушки. Человек, переведший бабушку через дорогу, изменил её жизнь импульсом своего вмешательства. Перейдя дорогу именно сейчас, именно с помощью конкретного человека и услышав от него конкретные слова, бабушка сформирует иные мысли и иное отношение к окружающим людям. И на выходе будет располагать совершенно иной чередой событий, чем если бы она не встретила этого человека. Она что-то кому-то скажет, чего бы без вмешательства того человека не сказала. Встретит других людей, потому что перешла дорогу раньше, чем, если бы человек ей не помог. Другие люди сделают другие поступки, потому что встретили переведённую через дорогу бабушку, что-то им сказавшую. Или даже просто увидели, что кто-то переводит её через дорогу. И по итогу череда изменённых событий дойдёт обратно до человека, положившего начало изменениям, — до человека, помогшего бабушке перейти дорогу. Так называемый эффект «взмаха крыла бабочки».

— Знаешь анекдот про официанта, включившего в счёт графу «прокатило»? — язвительно бросил В. — Так вот, у тебя «не прокатило». Твоя попытка пропихнуть нескладную кашу про причинно-следственную связь под соусом изречений Пуанкаре — не удалась. Потому что обратная реакция окружающего мира на совершённый человеком поступок является абсолютно случайной. Она не выражена «справедливостью» по отношению к человеку, создавшему своим действием первопричину. Ответной реакцией пространства на совершённую человеком «помощь бабушке в переходе дороги» может быть сбившая его машина. Он перевёл бабушку через дорогу, а через два дня до него дошёл «эффект бабочки», озвучиваемый тобой отклик на событие, и его сбила машина. А приведённое тобой в пример высказывание Анри Пуанкаре вырвано из контекста и не закончено. Сказано им было дословно следующее: «Небольшие различия в начальных условиях рождают огромные различия в конечном явлении. Предсказание становится невозможным». Именно в окончании его высказывания и кроется суть: «предсказания невозможны» — просчёт последствий невозможен. А невозможность просчёта последствий не укладывается в рамки причинно-следственной связи, заявляющей о некой «справедливой обратной реакции». Ведь на деле мы имеем абсолютно хаотичную и не просчитываемую обратную реакцию за совершённую первопричину. Существование Закона усложнения материи, как и существование принципов сохранения, не подразумевает тобой обозначенной причинно-следственной связи. Например, причины «украл, выпил» могут порождать абсолютно противоположные следствия от тобой заявленных. Может быть как «в тюрьму», так и «на Багамы». На твои заявленные причины «украл, выпил» мир может тебе деньжат подкинуть в качестве «конечных явлений» и следствий, чтобы ты не скучал. Что, кстати говоря, мы и можем наблюдать повсеместно, у каких-нибудь чиновников или горе-предпринимателей. Пьянствуют, воруют, а баблишко всё капает и капает. А у законопослушных граждан, переводящих через дороги бабушек, что-то как-то всё время проблемы да попадания в тюрьмы. Так что незаметна твоя «справедливая» причинно-следственная связь в реальном мире, друг мой.


Рекомендуем почитать
Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Новая книга В. К. Шохина, известного российского индолога и философа религии, одного из ведущих отечественных специалистов в области философии религии, может рассматриваться как завершающая часть трилогии по философской теологии (предыдущие монографии: «Философская теология: дизайнерские фасеты». М., 2016 и «Философская теология: канон и вариативность». СПб., 2018). На сей раз читатель имеет в руках собрание эссеистических текстов, распределяемых по нескольким разделам. В раздел «Методологика» вошли тексты, посвященные соотношению философской теологии с другими форматами рациональной теологии (аналитическая философия религии, естественная теология, фундаментальная теология) и осмыслению границ компетенций разума в христианской вере.


Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Нищета неверия. О мире, открытом Богу и человеку, и о мнимом мире, который развивается сам по себе

Профессор Тель-Авивского университета Биньямин Файн – ученый-физик, автор многих монографий и статей. В последнее время он посвятил себя исследованиям в области, наиболее существенной для нашего понимания мира, – в области взаимоотношений Торы и науки. В этой книге автор исследует атеистическое, материалистическое, светское мировоззрение в сопоставлении его с теоцентризмом. Глубоко анализируя основы и аксиомы светского мировоззрения, автор доказывает его ограниченность, поскольку оно видит в многообразии форм живых существ, в человеческом обществе, в экономике, в искусстве, в эмоциональной жизни результат влияния лишь одного фактора: материи и ее движения.