Игра по чужим правилам - [8]

…ну, держись, студенточка, сама напросилась…

Первый порыв желания мы утоляем прямо тут, на бережку, в жиденькой травке, спрятавшись от чужих глаз за густым тальником. Остро пахнет конским потом, сухими травами и какими-то духами от густых волос моей партнёрши. Председатель громко фыркает и брызгается, стоя по колено в воде, но нам сейчас не до него. Нинон удивлена, и это ещё мягко сказано – она-то рассчитывала иметь дело с неопытным юнцом и уже видела себя эдакой многоопытной соблазнительницей, приобщающей мальчика к таинствам плотской любви. Каково же было её изумление, когда она осознала, что сама оказалась в руках многоопытного, гораздо опытнее её самой, любовника, мягко, но настойчиво подводящего обоих к пику чувственного наслаждения – причём, той тропинкой, которую выбрал сам!

Впрочем, девушка осталась довольна, а ведь это, в конце концов, главное? Я тоже не жалуюсь – напряжение этого кровавого дня наконец, отпустило, изверглось вместе со струёй семени в горячее лоно. «Я на таблетках, – успела шепнуть Нинон, признавая тем самым полную мою компетентность в столь деликатном вопросе, – можешь не сдерживаться…» Но я в любом случае не сдержался бы – юношеские гормоны пересилили опыт и осторожность стареющего донжуана…

Темнеет. Кони пасутся на лугу, мы расселись у костра – парочками, как полагается. Я по-собственнически обнимаю Нинон, Катюшка робко жмётся к Асту. Тот, похоже, не против.

Аст сетует, что нет гитары, но я лениво отзываюсь, что мол, ни к чему – ночное это вам не студенческие посиделки, здесь своя культура и свои правила. Да и романтики хватит без всякой гитары, и даже ещё останется…

Серёга, опасливо озираясь, выставляет бутылку плодово-ягодной бурды. Девушки смотрят на нарушителя сухого закона с осуждением, но возразить не решаются. Ещё бы они решились, особенно Нина – то-то шалые чёртики так и прыщут из огромных зелёных глаз…

Моя очередь – и я не обманываю ожиданий публики. Изображаю высокомерно-презрительную усмешку и извлекаю из сумки свой «вклад в общее дело» – две бутылки молдавского красного полусухого и две коробочки шоколада «Вдохновение». Помните такие – с Большим Театром и балеринами, содержащие завёрнутые в фольгу палочки превосходного тёмного шоколада с начинкой из дроблёного ореха.

Увидев их, девчонки не сдерживают энтузиазма – как же, дефицит, причём довольно дорогой. Мужественно улыбаюсь – и прибавляю к натюрморту кусок пошехонского сыра, завёрнутого в полупрозрачную «пергаментную» бумагу, и большой жёлтый лимон. Немая сцена, девчонки с двух сторон чмокают меня в щёки. Довольный, как слон, я пластаю новообретённой финкой сыр, нарезаю аккуратными дольками лимон – Катюшка аккуратно раскладывает «закусь» на бумаге, опасливо косясь на хищное лезвие. Нинон тем временем как бы невзначай запускает руку мне под рубашку и прижимается пышным бюстом к плечу, явственно намекая на скорое вознаграждение иного рода.

Вино закупила по моей просьбе Карменсита, когда мы возвращались назад через Москву. Что характерно, кубинке и в голову не пришло возмущаться насчёт несовершеннолетних годков – раз compañero Еугенито просит приобрести пару бутылок спиртного – значит, ему надо, и кто она такая, чтобы отказывать товарищу по оружию в подобном пустяке?

Пока она выстаивала немаленькую очередь в вино-водочный отдел гастронома (восемнадцать-сорок, трудовой народ покинул цеха и конторы, и жаждет скрасить будни чем-нибудь горячительным), я заглянул в кондитерский отдел. Повезло – буквально при мне продавщица выложила под стеклянный колпак витрины вожделенную продукцию Бабаевской фабрики. Я немедленно купил десяток плиток. В деньгах недостатка у меня не было, а «статусные» шоколадки пригодятся – и девчонок угостить, и с совхозным женским начальством отношения наладить не помешает, не фуфырь же от бабы Глаши им совать… Да вот, хотя бы надоедливой бухгалтерше сунуть – звонить-то мне придётся, и ещё не раз.

Продавщица, услыхав «мне десять плиток «Вдохновения», пожалуйста», нахмурилась. Мне показалось, что она скажет что-нибудь вроде «не больше двух в одни руки», но – обошлось. Я быстренько выбил в кассе чек и пошёл наружу, к машине, где уже дожидалась недовольная задержкой Карменсита.

Вот так мы и сидим – под огромным тёмным куполом, усеянным не по-городскому крупными звёздами. Раздвоенный рукав Млечного пути пролёг через весь небосвод, лошади устали щипать траву и замерли неподвижными, отливающими в лунном свете статуями. А Председатель – так и вовсе улёгся, свернувшись в клубок, по-собачьи и лишь изредка фыркает широкими ноздрями…

Катюшка уже прикорнула у Аста на плече, и я указываю ему глазами сначала на Нинон, пригревшуюся у меня под мышкой, а потом на темнеющий в стороне стог. Серёга понимающе хмыкает, я поднимаю свою пассию и, обняв за плечи, веду к стогу. Не забыв прихватить по дороге наполовину опорожнённую бутыль и кусок сыра.

…нет, что бы там не говорили, а жизнь определённо удалась – хотя бы на сегодняшний вечер…

– Развратничаете, значит? Ну-ну…

Пронзительный голос вывел меня из блаженного забытья. Приподнимаюсь на локте – так и есть, шагах в пяти от стога торчит знакомая фигура. Люська Ильина с третьего курса физфака Крупской, известная скандальным нравом и неистребимой страстью к мелкому доносительству и наушничеству, за что она числится у институтского комитета комсомола в активистках. Ленка и в педотряд напросилась, как глаза и уши этой бдящей организации.