Игра об Уильяме Шекспире продолжается, или Слова, слова, слова... - [23]

В «Игре» рассказывается об обстоятельствах ухода Рэтлендов из жизни, об их загадочных похоронах, и этот рассказ основан на документально подтверждённых фактах. Там, где факты допускают различные толкования, это специально оговаривается. Однако Н.Б. именует рассказ о смерти и похоронах Рэтлендов «чёрным готическим романом» и неоднократно выражает своё неприятие и непонимание фактов, многие из которых он при этом нелепо искажает.

Например, в «Игре» специально оговаривается, что высказывавшиеся ранее предположения, будто Рэтленд и его жена были умерщвлены его братом и наследником Фрэнсисом, не имеют под собой основания. Академик же, видимо, понял всё это с точностью до наоборот и пишет: «Гилилов не отрицает, что, возможно, брат-преступник умертвил Ретленда и его жену!» Потом Н.Б. приписывает мне ещё одну свою нелепую выдумку: будто Елизавету «по тому же распоряжению мужа» отравил его брат Оливер! Поневоле задумаешься, как всё это назвать… В приводимом в «Игре» письме Джона Чемберлена говорится, что причиной смерти Елизаветы Сидни-Рэтленд были какие-то таблетки, полученные от сидевшего в тюрьме Уолтера Рэли. Изготовить таблетки мог его сводный брат Гилберт, возможно, Елизавета и получила их когда-то от него. Деталей этой истории мы не знаем. Но Н.Б. отметает возможность какого-то участия Уолтера Рэли, «так как Рэли был среди врагов Эссекса, то есть и Ретлендов». Нет, уважаемый Н.Б., совсем не «то есть»! Рэли был в отличных отношениях с графиней Пембрук (тёткой Елизаветы), она пыталась помирить с ним короля, брат Рэли — тот самый Гилберт — жил в её доме, большим поклонником Рэли был наследный принц Генри, близкий к кругу Пембруков — Рэтлендов. Ничего невероятного в том, что яд был получен от Рэли и его брата, нет (при этом они могли и не знать, для кого и для чего он предназначается).

Не желает Н.Б. понимать, как Елизавету могли тайно похоронить в соборе Св. Павла, в могиле её отца. Но «тайно» — значит без огласки, такие похороны проводились обычно ночью; разумеется, делалась надлежащая запись в приходской книге (она сгорела в 1666 г.). Опять незнание фактов, непонимание достаточно ясного текста в «рецензируемой» книге...

Полное непонимание проявляет Н.Б. и когда пытается опровергнуть (основательно запутав) факты, связанные с необыкновенными похоронами Рэтленда. А они действительно необыкновенные: одна торжественная похоронная церемония — без покойника — чего стоит! Пусть театральные режиссёры, актёры попытаются увидеть, представить себе эту потрясающую сцену… Но нигде в «Игре» не утверждается, что вместо Рэтленда и в Боттесфорде, и в Лондоне якобы захоронили тела каких-то других личностей или что Елизавету похоронили дважды и тому подобные нелепости. Это — домыслы нашего запутавшегося в трёх соснах Н.Б. А вот ещё. Нигде в моей книге не сказано (и не могло быть сказано), что король прибыл в Бельвуар 28 июля 1612 года, то есть после похорон Рэтленда, но до смерти его жены. Эту дату выдумал сам Н.Б., после чего он торжествующе вопрошает: «Как же мог король знать о тайне погребения ещё живой вдовы?» — и развивает эту тему в нескольких абзацах. На самом деле в «Игре» говорится — после рассказа о смерти Елизаветы 1 августа 1612 года, — что «через несколько дней в Бельвуар прибыл сам король с наследным принцем». Что тут непонятного? Если академику действительно так нужна точная дата прибытия монарха, сообщаю: это произошло 17 августа 1612 года, и эта дата полностью соответствует тому, что рассказывается в «Игре об Уильяме Шекспире» об удивительных событиях тех далёких дней… В одном месте своей брошюры, касаясь этих событий, Н.Б. признаётся, что «толком не разберёшь», что тут к чему. Было бы с его стороны честным признать, что и в других непростых событиях и фактах, прямо или косвенно связанных со столь ужасающим его «шекспировским вопросом», он просто не может (а поэтому и не хочет) «толком разобраться». Ведь об этом свидетельствует каждая страница его труда, призванного во что бы то ни стало защитить «авторские права» Уильяма Шакспера.

Свою некомпетентность Н.Б. наглядно продемонстрировал, когда попытался с ходу «разобраться» в сложнейшей проблеме датировки честеровского сборника и идентификации прототипов его главных героев — Голубя и Феникс. Из моей книги Н.Б. узнал о продолжающейся в западном шекспироведении более 120 лет дискуссии об этом сборнике и о напечатанной в нём самой загадочной поэме Шекспира, о выдвинутых за это время западными учёными гипотезах (ни одна из которых, как почти общепризнанно, не даёт удовлетворительного решения проблемы).

Читатель уже знает о выдвинутой мною на основании исследования целого ряда исторических и литературных фактов гипотезе о том, что все существующие экземпляры книги Честера появились не в 1601 году (мистифицированная, ничем не подтверждённая дата на титульном листе), а в 1612—1613 годах, и в них тайно оплакивается почти одновременная смерть четы Рэтлендов.

В отличие от рецензента Г., объявившего, что собственного мнения о возможном решении проблемы сборника у него нет, нашему академику понравилась самая старая гипотеза англичанина А. Гросарта, предполагавшего, что Голубь и Феникс — это граф Эссекс и королева Елизавета. Ну а раз понравилась, то она уже вовсе и не одна из давно спорящих между собой научных гипотез (при этом, по мнению многих западных учёных, наименее убедительная), и не Гросарта (имя которого и упоминать не обязательно); для Н.Б. эта версия приобретает знакомый облик единственно верного Учения, непререкаемой Истины. Картина для академика выглядит предельно просто: существует поэтический сборник Роберта Честера, посвящённый (бесспорно) отношениям королевы (Феникс) и графа Эссекса (Голубь), а также казни последнего. Это — Истина. И есть гипотеза Гилилова, этой бесспорной Истине противоречащая, значит, — ложная. Поэтому задача академика, его прямо-таки общественный долг — ложную гипотезу опровергнуть, для чего в большинстве случаев достаточно простых ссылок на бесспорную Истину, желательно многократно повторенных. О других гипотезах, например о пользующейся сегодня наибольшей поддержкой среди западных учёных гипотезе К. Брауна (который версию Гросарта осмеивал), в статье Н.Б. — ни слова. Молчанием обойдён и важнейший, подчёркиваемый всеми оппонентами Гросарта факт: дополнение к поэме Честера заканчивается (к сведению Н.Б., честеровского сборника не читавшего) смертью Феникс, об этом же потом свидетельствуют в той или иной степени и другие поэты — участники сборника. Если считать (как Гросарт), что Феникс — это королева Елизавета, то как могли английские поэты в 1601 году оплакивать смерть своей государыни, которая уйдёт из жизни только через два года? Есть в гипотезе Гросарта и другие неустранимые несоответствия, отмеченные многими западными учёными; об этом можно прочитать и в «Игре об Уильяме Шекспире».