Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса - [6]

ФЕНИКС И ГОЛУБЬ

Пусть эта громкоголосая птица

На одиноком дереве Аравии

Будет печальным глашатаем, голосу которого

Повинуются все чистые (целомудренные, преданные)

                                                                              крылья.

Но ты, визгливый посланец,

Мрачный предвестник дьявола,

Прорицатель лихорадочной агонии,

Не приближайся к ним.

От этой торжественной церемонии

Отлучены все хищные (тиранические) крылья,

Кроме орла, пернатого короля.

Это должно строго соблюдаться при погребении.

Пусть священником в белом стихаре,

Исполняющим похоронную музыку (реквием),

Будет смерть — предчувствующий лебедь[3],

Чтобы реквием не утратил свою торжественность.

А ты, живущий три срока ворон,

Своим дыханием окрашивающий

В чёрное свой выводок[4],

Ты тоже пойдёшь вместе с нашими плакальщиками.

Возглашается антифон[5]:

Любовь и Постоянство умерли,

Феникс и Голубь исчезли отсюда

В обоюдном пламени.

Такова была их любовь, что двое

Стали одной сущностью.

Между двумя отдельными существами — никакого

                                                                     разделения.

Любовь убила число.

Собственные сердца у каждого, но не раздельные,

Расстояние, но не пространство

Между Голубем и его Королевой.

Только с ними такое чудо было возможным.

Так сияла их (между ними) любовь,

Что Голубь видел своё право

Сгореть на глазах у Феникс[6].

Каждый для другого был как собственное «я».

Обладатели здравого смысла испуганы,

Что сущность обернулась не тем, чем казалась.

Одной Природы двойное имя

Обозначает здесь не одного и не двоих.

Поражённый Разум

Видит раздельное, ставшее единым (нераздельным).

«Само» оказалось не «тем»,

Простое обернулось сложнейшим.

Тогда он вскричал: как же двое

Могли достичь такого гармоничного единства —

Ведь раздельность всегда остаётся заметной.

Но непостижимое для Разума может понять и объяснить

                                                                                  Любовь.

После чего он исполнил эту погребальную Песнь (Плач)

О Феникс и Голубе,

Властителях духа и звездах Любви,

Как Хор на их Трагической Сцене.

ПЛАЧ

Красота, Верность, Совершенство,

Милосердие, Благородная Простота

Здесь лежат, стали прахом (пеплом).

Смерть стала Гнездом Феникс,

И верное сердце Голубя

Обрело покой в вечности.

Они не оставили потомства,

Но это не признак их бессилия.

Их брак был чистым (целомудренным).

Что-то может казаться Верностью, но её нет,

Красота может похваляться, но это не она.

Верность и красота погребены здесь.

К этой урне пусть направятся те,

Кто верен, кто справедлив.

Об этих умерших птицах вздохнёт молящийся.

Уильям Потрясающий Копьём.

(WILLIAM SHAKE-SPEARE)

Прозаический перевод, почти подстрочник, близко передаёт смысл, но не поэтическое звучание, музыку оригинала-реквиема. Поэтому будет полезно для читателя прочитать поэму и в наиболее известном переводе В. Левика, помещённом в самом авторитетном русском Полном собрании сочинений Шекспира (1957—1960 гг.)[7], в последнем, восьмом, томе:

ФЕНИКС и ГОЛУБКА

Птица с голосом как гром,

Житель важный пальм пустынных,

Сбор труби для птиц невинных,

Чистых сердцем и крылом!

Ты же, хриплый нелюдим,

Злобных демонов наместник,

Смерти сумрачный предвестник,

Прочь! не приближайся к ним!

Кровопийца нам не брат,

Хищных птиц сюда не нужно,

Лишь орла мы просим дружно

На торжественный обряд.

Тот, кто знает свой черёд,

Час кончины неизбежной, —

Дьякон в ризе белоснежной,

Лебедь песню нам споёт.

Ты, чей трижды длинен путь,

Чьё дыханье — смерть надежде,

Ворон в траурной одежде,

Плачь и плакальщиком будь.

Возглашаем антифон:

Всё — и страсть и верность — хрупко!

Где ты, Феникс, где Голубка?

Их огонь огнём спалён.

Так слились одна с другим,

Душу так душа любила,

Что любовь число убила —

Двое сделались одним.

Всюду врозь, но вместе всюду,

Меж двоих исчез просвет.

Не срослись, но щели нет, —

Все дивились им, как чуду.

Так сроднились их черты,

Что себе себя же вскоре

Он открыл в любимом взоре, —

«Ты» — как «я», и «я» — как «ты».

И смешались их права:

Стало тождеством различье,

Тот же лик в двойном обличье,

Не один, а всё ж не два!

Ум с ума сходил на том,

Что «не то» на деле — «то же»,

Сходно всё и всё несхоже,

Сложность явлена в простом.

Стало ясно: если два

В единицу превратилось,

Если разность совместилась,

Ум не прав, любовь права.

Славь же, смертный, и зови

Две звезды с небес любви,

Скорбно плача у гробницы

Феникса и Голубицы.

ПЛАЧ

Юность, верность, красота,

Прелесть сердца, чистота

Здесь лежат, сомкнув уста.

Феникс умер, и она

Отошла, ему верна,

В царство вечности и сна.

Не бесплоден был, о нет,

Брак, бездетный столько лет, —

То невинности обет.

Если верность иль — увы! —

Красоту найдёте вы —

То обман, они мертвы.

Ты, кто верен и любим,

Помолись на благо им

Перед камнем гробовым.

Перевод В. Левика выполнен на более высоком поэтическом уровне, чем переводы его предшественников, и содержит меньше фактических неточностей, отступлений от смысла и реалий оригинала. Однако, следуя за этими предшественниками, переводчик допускает грубую ошибку, изменив пол обеих птиц на противоположный. Ведь в оригинале поэмы, в английском тексте, речь идёт не о Фениксе и Голубке, а о Голубе и его подруге Феникс! Это легко обнаружить, так как в восьмой и девятой строфах к Голубю отнесено притяжательное местоимение мужского рода, а Феникс названа королевой. Кроме того, как мы увидим дальше, в произведениях других поэтов, опубликованных вместе с шекспировской поэмой в том же поэтическом сборнике и посвящённых этим же таинственным «птицам», Феникс совершенно определённо и бесспорно является женщиной, а Голубь — мужчиной. Но переводчики поэмы на русский язык сами этого старинного сборника не читали, полу героев значения не придавали, тем паче что заглавие «Феникс и Голубка» звучит благозвучней, чем наоборот. Так повелось с лёгкой руки П.А. Каншина, впервые переведшего поэму более ста лет назад (1893 г.). Удивительнее, что ошибку, искажающую текст поэмы и мешающую постижению её смысла, не замечали в течение столетия несколько поколений научных редакторов и комментаторов. И только после того, как в статье, опубликованной в академических «Шекспировских чтениях 1984», я обратил внимание наших шекспироведов на эту ошибку, она была устранена в новом переводе Д. Щедровицкого