Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса - [33]

В 1610 году Блаунт зарегистрировал и в 1611-м выпустил удивительнейшую книгу путешественника Томаса Кориэта, известного шекспироведам своими связями с лондонской таверной «Русалка», завсегдатаями которой были не только такие поэты и драматурги, как Бен Джонсон и Фрэнсис Бомонт, но, как полагают, и сам Великий Бард. Эта огромная книга, вышедшая под странным названием «Кориэтовы Нелепости», содержит рассказ о путешествии автора по Европе, но первую сотню страниц в ней занимают стихотворные панегирики в честь автора. Под этими беспрецедентными раблезианскими «восхвалениями» на дюжине языков (в том числе трёх фантастических: «бермудском», «макароническом», «антиподском») стоят имена 56 (то есть подавляющего большинства) английских поэтов того времени! Среди них весь цвет поэтической Англии! С этой книгой и её крестными отцами мы ещё встретимся. 

Все издания Блаунта значительны, хотя важность некоторых из них историкам литературы ещё предстоит оценить; пустяками, даже прибыльными, он не занимался (раблезианские розыгрыши — не пустяки). В некоторых случаях он утверждал, что имя автора издаваемой книги ему якобы неизвестно. Ряд своих изданий Блаунт посвятил таким чрезвычайно влиятельным и высокопоставленным персонам, как графы Саутгемптон, Пембрук, Монтгомери, позже — самому всесильному Бэкингему. Многое говорит за то, что Блаунт был связан с этими вельможами через сестру Филипа Сидни — Мэри, графиню Пембрук; он пользовался их покровительством и значительной финансовой поддержкой при издании определённых книг, в том числе и шекспировского Первого фолио, посвящённого графам Пембруку и Монтгомери — сыновьям Мэри Сидни-Пембрук. В его распоряжение для этих целей предоставлялись, очевидно, весьма значительные средства. 

От такого доверенного лица требовалось не только хорошее знание типографского ремесла и издательского дела, но при необходимости и сохранение в полной тайне обстоятельств, которые его заказчики и доверители по каким-либо причинам не желали предавать гласности. И в своём посвящении одной из книг графу Саутгемптону Эдуард Блаунт говорит об этом прямо и многозначительно: «Я прошу Ваше Лордство быть первым и самым компетентным цензором этой книги, но хочу, чтобы, прежде чем начать читать дальше, Вы смогли прочитать здесь моё молчание». О том, как хорошо умели молчать Эдуард Блаунт и его помощники, свидетельствует и честеровский сборник, остававшийся на протяжении почти четырёх столетий неприступным литературным и полиграфическим сфинксом.

Мёртвый Солсбэри помогает приоткрыть завесу

Многочисленные признаки мистификации и в текстах, и в полиграфических реалиях сборника, так же как находка Ньюдигейтом джонсоновской «Оды восторженной» с надписью в адрес графини Люси Бедфорд и явно мизерный тираж, свидетельствуют о том, что изготовление поэтического сборника Роберта Честера было для Блаунта не рутинной издательско-коммерческой работой, а деликатной и ответственной операцией, за которой стоял кто-то из его постоянных высоких доверителей. Действия Блаунта и других участников издания были направлены прежде всего на сохранение в тайне от «толпы», то есть от непосвящённых, смысла произведений сборника и прототипов его героев; посвящённым же можно было предложить не только двусмысленные намёки в текстах, но и хитроумную датировку на титульных листах и солёные раблезианские шутки в заглавии, дабы они могли по достоинству оценить тонкую работу мистификаторов.

Абсолютно беспочвенны всякие разговоры о каких-то «остатках» тиража, который, судя по всему, вообще исчислялся считанными экземплярами, предназначенными для немногих знавших тайну Голубя и Феникс. Тот, кто продолжает верить, что на титульных листах сборника отпечатаны подлинные даты его издания — 1601 и 1611 годы, должен закрывать глаза на противоречащие этим датам (особенно первой) факты, на многочисленные следы мистификации, сочинять далёкие от достоверности и логики версии и «обстоятельства».

Но предположение о десятилетней «выдержке» части тиража с последующим его «омоложением» («переизданием»), конечно же, возникает не случайно — только так можно пытаться хоть как-то совместить странный факт вклейки в лондонский экземпляр курьёзного титульного листа, без имени автора и с раблезианской «опечаткой», с сохранением доверия к бездоказательным во всех отношениях издательским датировкам. И явная неудача этих попыток свидетельствует о несостоятельности привычного представления о том, что лондонский экземпляр — это якобы «второе издание» сборника. Издательские датировки не просто сомнительны и ничем не подтверждаются: анализ реалий, внутренних и внешних свидетельств показывает: эти датировки являются преднамеренной мистификацией.

Остаётся единственное убедительное объяснение всех странностей и загадок: лондонский экземпляр не лежал целое десятилетие в книжной лавке у ворот собора Св. Павла или в типографии Филда или Оллда, дожидаясь, пока из него вырвут титульный лист с привлекательным названием и вклеят другой, гротескный, малопонятный и не имеющий внешне ничего общего с его героями и даже с его автором. Зачем бы (это особый вопрос) ни напечатал издатель или типограф, будь то Блаунт, Лаунз, Филд или Оллд, этот удивительный титульный лист, он является ровесником остальных страниц лондонского экземпляра, в который его вклеили. За это говорит и тот факт, что водяная сетка на титульном листе идентична сетке на нескольких других страницах книги.