Игра о напрестольном кресте - [5]

В самом деле, не так далеко впереди было — или возникло — нечто иного цвета, чем заросли. Не думая долго, монахиня надвинула капюшон рясы поглубже и двинулась напролом, роняя ссохшиеся плоды и круша хрупкие стебли.

Колючки на этой траве были куда хуже, чем на терновнике. И куда хлеще, чем на пейотле, юкке и ежевике. Но Хуана почти не замечала, как одежда и кожа рвутся в мелкие клочья.

Потому что впереди маячила…

Двухколёсная тачка с отлично обожжёнными красными кирпичами, сложенными «ёлочкой», и огромный жбан, положенный на бок. Первое стронулось с места легко, будто на смазанных маслом роликах, проламывая заросли перед девушкой, второе покатилось за ней следом, перекатываясь с боку на бок и приминая то, что осталось.

— Отменные кирпичи и раствор, — с удовлетворением произнесла Кардинальша. — И правильно, что второй сосуд колесом катился, — чтоб содержимому не застыть. Зовём всех сюда — и за работу!

А когда литвинка послушно исчезла внутри храма, деловито сказала Хуане:

— Расцарапалась, наверно? Сними с тела всё, пока никто не видит, и вот, возьми пока моё верхнее.

Скрутила рваную, набухшую кровью рясу, сняла крышку со жбана и выжала туда получившийся жгут.

— На крови ставлено — крепче крепкого будет, — пробормотала напоследок.

Потом все семь не без труда вернули ризу на алтарь и начали споро закладывать отверстие. Всё у них получалось так ладно, будто ворожил кто: и плинфы ложились одна к одной, и раствор схватывался тогда, когда было самое время, и даже загладить поверхность заплаты успели до ночи.

— Вот и ладно, — проговорила аббатиса, вытирая руки об исподнее. — Зачем звать мужчин, когда и женщины вполне справляются?

— А мы когда-нибудь их звали и тосковали, матушка? — улыбнулась в ответ младшая Кристина. — Разве что в мыслях…

Иной резон чувствовался в этом ответе, чем в том утверждении, что ему предшествовало, и это поняли как мирянки, так и принявшие схиму.

— Справляться-то чем дальше, тем труднее, — сказала Хильда. — Иоанна-Агнес, пойдём-ка, я твои царапины смажу зельем. К утру тебе целая кожа куда как понадобится.

— К утру? — повторила Гросвита. — Ох, страшусь, провидица ты наша, что снова твои предвиденья верны лишь в целокупности, а не в малых мелочах.

Смеркалось в этих местах всё раньше, будто они вместе с людьми подвигались из лета в осень, и всё большим холодом веяло из-за решёток. Когда Хуану привели в порядок и переодели в чистое, Кардинальша сказала:

— Пора кончать с твоим новициатом. Самое время объяснить нашей сестре всё до конца. София, тебе слово, а то уж больно молчалива сделалась. Что мы защищаем?

— В алтаре хранится напрестольный крест, который наша Евфросиния заказала для своего храма лучшему ювелиру Киевской Руси именем Лазарь Богша. Говорили, что пропал, но он лишь скрылся.

— Как меч короля Артура, — тихо прибавила Гросвита.

— О нём идёт молва, что когда он вновь явится, Белая Русь — так называется наша земля — станет не в пример могущественней, чем в прежние лета, в равной мере славные и горестные. Вот и охотятся за ним беспрерывно.

— Я видела, я кое-что понимаю, — проговорила Хуана. — Но почему не найти достойных и не вернуть им?

— В толпе нет таких. В ней нет ничего достойного — лишь заурядное, — пояснила Софья. — У каждого на Земле свои представления о хорошей доле, о мощи и блеске. Слишком мелкие, от мира дольнего — не горнего.

— То бы ещё куда ни шло, что толпа хочет счастья своей радзиме, — прибавила Эфразин. — Кто такого не пожелает? Однако незрелый плод никак нельзя вырезать из чрева матери. А час его появления на свет ещё не настал.

— Поистине так: ты заговорила моим языком, девушка, — веско произнесла Хильдегарда.

— Мне можно на него глянуть? — спросила Хуана.

Но тут враз потемнело так сильно, будто, наконец, грянула Великая Ночь Всех Ночей.

— По местам! — скомандовала аббатиса. — Хуана, иди с Кристин — она одна. Я уж тут как-нибудь.

Ступени башни осыпались под ногой, стена крошилась на сандалии, покусывая босые ступни.

— Кристина, совладаю ли я с самострелом?

— Да ты пока только болты подавай. Их у нас обычно хватает, я могу по пять-шесть в минуту выпускать. Был бы кто на подхвате.

Вверху оказалось так тесно, что и пришлось стать спиной к спине. Зато обзор был отличный — на все стороны сразу.

И удручающий — или Хуане так показалось с непривычки.

Тьма стояла круговой стеной, двигалась со скоростью пожара в степи — и лишь круглое сероватое, подсвеченное глубинным пламенем окно стояло над шпилем их церкви.

— Справимся? — почти прошептала она, стиснув в руках плотную охапку стрел — с четырехгранными наконечниками, с тройным оперением из пергамента. Полустёртая, выскобленная вязь отсвечивала на клочьях: «Stromata».

— Не знаю, — методично выпуская в облако одну стрелу за другой, бросила Кристина. — Никогда. Раньше не было. Кто-то кому-то. Сказал нечто и раздразнил. Внизу тоже самострел. С прямой наводкой. Это я на случай.

— Крис. Я читала твою поэму о «девушке, прославившей наш пол». Помнишь? «Слово о Жанне д'Арк».

— Дева Жанна! Жаворонок Франции! Верно.

— Позови её, — твёрдо сказала Хуана. — Это лучшая из нас. Полководец. Святая.