Игра колибри - [45]

Налив еще виски и немного подержав холодный напиток во рту, проглотил его, наслаждаясь легким дубовым привкусом. Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то миг я отчетливо ощутил маслянистый запах марихуаны, словно кто-то курил совсем рядом, прямо за забором.

Отставив стакан, я схватил остатки виски и поднялся в библиотеку. Ноги слушались неохотно, и пришлось потрудиться, чтобы ступать в самый центр ступенек. Медленно подойдя к окну, я слегка раздвинул жалюзи и замер. В тусклом свете, падающем из окна дома Алисы, стояла не она… Он. Белый мужчина, крепкий, с легким пивным животиком и с ягодицами, словно обрубленными острым ножом. Они были до того непропорциональны, что любой разум, привыкший к симметрии и общей природной гармонии, захотел бы добавить в каждую из них по солидному куску плоти.

Выходило, что, попрощавшись со мной, Алиса угодила в объятия этого человека. Не знаю, ждал он ее дома или приехал после нашего расставания, это было не важно. Ревность уже принялась за свое разрушительное дело, заручившись поддержкой фантазии и пьяного разума. После первых минут откровенного ступора, когда вера в увиденное только крепла в сознании, вся эта лавина обрушилась на меня.

Незнакомец вернулся в дом, а я, не включая свет, вошел в спальню, уже зная, что, скорее всего, мне не понравится то, что я увижу. Внутренний голос одергивал, говорил, что я не должен смотреть, не должен интересоваться и уж тем более намеренно причинять боль самому себе, но какая-то дьявольская сила тянула меня туда. Я прильнул к окну, не боясь, что меня могут заметить, и глаза нашли узкую щель между запахнутых штор спальни.

Алиса стояла перед зеркалом обнаженная, с затуманенным взором и разглядывала грудь, приподняв ее пальцами. Слегка заостренная, с еле заметным провалом на вершине, она почти полностью могла скрыться в мужской ладони. Я буквально застонал, упершись лбом о стекло и вцепившись зубами в сжатый кулак. Завыл от бессилия и съедающей изнутри ревности, от отчаяния и зависти. Этот незнакомец прикасался к ней, жадно впивался ртом в эту шоколадную кожу, проникал в нее с жадностью или нежностью. Это было только что, несколько кувырков песочных часов судьбы тому назад. Я еще раз взглянул на нее, на аккуратную полоску черных волос, устремленную к впадине пупка, и, зажмурившись, отпрянул от окна. Это был удар, несомненно, сильный и самый болезненный для внутреннего мира Адама Ласки.

Бриджид, моя милая Бриджид знала, чувствовала это, но раз за разом просила мысленно вернуться к тому холодному стеклу, о которое разбивались надежды. Я писал, писал и переписывал строку за строкой собственные воспоминания о той ночи, пока Бриджид не смирилась с тем, что даже в мыслях я не могу изменить того, что пережил тогда…

Следующие несколько недель мы с Алисой, словно договорившись об этом заранее, усердно избегали друг друга, обмениваясь общими фразами в сообщениях и стараясь не оказываться одновременно на улице. Точнее, так поступал я. Алиса, будто почувствовав, что я стал свидетелем тех ночных событий, которые, впрочем, были вполне закономерны для свободной от всяких обязательств женщины, аккуратно обходила острые темы, и все ее сообщения носили некий поддерживающий нашу дружбу характер. Не более того.

О приступе ревности, а иначе я это назвать не мог, так как никогда ранее со мной не случалось подобного, напоминал красный след на указательном пальце, оставленный собственными зубами. Я изо всех сил старался отвлечь себя от мыслей, которые в особенности лезли в голову перед сном, и через несколько ночей, когда удавалось заснуть, только приняв изрядную дозу алкоголя, перебрался спать в гостиную, где засыпал под диснеевские мультфильмы с русским переводом и Тома, норовившего съесть мышонка Джерри.

Со стороны это могло показаться странным. Взрослый человек, нобелевский лауреат смотрит на ночь детские мультики, но по опыту общения с себе подобными я знал, что это далеко не самая странная привычка. К примеру, профессор Беллоу, химик и консультант Национального космического агентства, рассказывал, что удит по вечерам рыбу в небольшом бассейне. К тому же часто делает это в одних трусах, за что постоянно получает нагоняй от супруги. И это в его шестьдесят четыре года.

Маргарет Уолис-Каплинг, эксперт по английской литературе, не скрывала своей любви к сцене и, слегка краснея, признавалась, что вечерами заставляет всю семью слушать, как она, стоя на специальном помосте, читает стихи и сонеты. При этом муж и уже взрослая дочь, которая пока живет с ними под одной крышей, должны восторженно слушать ее мелодраматические выступления.

Так что Том и Джерри вместе с Чипом, Дейлом, Скруджем и Стичем были не самым странным в научной среде развлечением. За три недели, со второго по двадцать второе апреля, что мы общались исключительно короткими и не очень сообщениями, я узнал об Алисе чуть больше, чтобы понять, насколько глубока кроличья нора.

Женщина, которую я полюбил, что теперь было очевидно и в чем я не боялся признаваться самому себе, была не просто загадкой, а скорее ребусом из противоречивых и в то же время закономерных прожилок целого набора характеров. Мне казалось, что Алиса всю свою жизнь собирала разные черты и привычки, мнения и убеждения людей и из них сплетала свой собственный, уникальный сюжет, отбрасывая то, что не подходило ей по темпераменту или по неким интуитивным ощущениям.