Игра - [2]

Когда отец без слова вылетел из кухни, Джимми тихонько сел на свое место. Мать подала ему гренки, буркнув, что рада его видеть. Все сходилось к тому, что это будет плохой день, не такой, конечно, как те, когда отец работал в Маннингтоне, а мать пила свои «лекарства», не такой плохой, как в другие времена, о которых он даже вспоминать не хотел, но достаточно паршивый, находящийся на грани его выдержки. Он не должен был вчера поддаваться усталости, а должен был продолжать Игру. К счастью, сегодня он не намеревался проводить в этом доме много времени.

Ему удалось проглотить завтрак без особых хлопот, если не считать того, что мать начала свое обычное: «Почему ты не позвонишь Тому Малкону и не покатаешься с ним на велосипеде, а тратишь время на размышления неизвестно над чем? Это ненормально — все время быть одному. Тебе нужен приятель, пойми, Что это волнует меня и я чувствую себя виноватой, что ты целый день болтаешься один…» и так далее. Он что-то пробормотал в ответ, так как не имел ни малейшего желания звонить Тому Малкону и тем более позволять сделать ей это самой. Перед этим он играл с Томом раз или два, последний раз это было когда они еще жили на Клинтон-стрит (до этого здесь не было Тома), но он не смог полюбить этого парня и не хотел терять из-за него целый день. Джимми все же иногда поддавался искушению и тратил несколько дней на игру в кегли или мяч с детьми, жившими возле его дома. Иногда ему удавалось проводить так целую неделю, не играя при этом в Игру. Но в конце-концов он послушно возвращался к ней.

Да, сегодня он обязательно должен сыграть в Игру, нечего здесь рассиживаться, а кроме того, неизвестно почему, Игра лучше всего удается в теплые ясные дни.

Он выбрался из дома так быстро, как только мог. Сначала он спутал то место с домом, в котором было такое же расположение комнат, но еще запасные выходы наружу. Потом он вспомнил дорогу и, как только мать чем-то занялась, он метнулся в погреб и, подставив старое кресло, выбрался через окно на клумбу. Пройдя через двор соседей, он повернул на Флорад-авеню, узкую мощеную улочку. Дальше начинался лес, вплотную подходящий к кладбищу. На сером холме, возле леса, он встретил жуткую черно-пегую собаку-дворнягу, которая догоняла его, скаля зубы. Джимми ускорил шаги, избегая встречи с ней. И только добравшись до леса, он ощутил себя, в тени стволов и листьев, в полной безопасности. Сейчас он двигался медленнее. Увидев первое надгробие, покрытое землей, заросшее зеленым мхом, он похлопал по нему, словно лаская пса. Он был здесь, на кладбище, именно тут все и началось. Здесь он в первый раз начал играть в Игру. Двигаясь с непринужденной легкостью, он поднялся к поросшему травой холмику, который подобно короне выступал среди окружающих его деревьев — самое высокое место на кладбище.

Кладбище не производило на него своего магического воздействия. Он никогда не боялся призраков и вампиров, даже ночью, хотя часто приходил сюда в это время суток, чтобы посмотреть на небо, пробивающееся сквозь кроны деревьев, сплетенных, словно пальцы волшебниц. Он представлял себе, что вокруг, словно в лесу, бродят чудовища и динозавры, что в ветвях азалий прячутся пираты… Но это была только забава, которая приводила его в настроение, необходимое для самой Игры, и когда он взбирался на травянистый холмик, с которого видна вся округа, он все это отбрасывал, словно шелуху от семечек.

Джимми стоял ошеломленный, ощущая, как теплые лучи солнца гладят его по голове, тихо дыша и вслушиваясь в птичий щебет и протяжные вздохи ветра в листьях деревьев. Небо было голубое и ясное, а река Саскуиханна блестела внизу, как большой уж, извиваясь среди холмов и бросая серебристые отблески.

Он медленно готовился к Игре. Как это было в первый раз, когда он начал ее случайно, не отдавая себе отчета в том, что делает, не понимая, что это за Игра? Все ли выглядело так, как сейчас? Он пришел к выводу, что тогда солнце было ниже, небо было синее, а на востоке собирались облака. Он мысленно пробежался по ландшафту, словно просматривая листы карт, пока не нашел нужную.

Небо послушно потемнело, но форма и вид облаков были не такие, как нужно, он начал искать, пока не нашел соответствующие. Было как будто немного прохладнее и дул легкий ветерок…

На этот раз все было просто, но он должен был достичь всех тончайших изменений. В Саутсайде было четыре трубы или пять? Четыре, решил он и убрал одну. Радиовышка находилась на вершине того холма или этого? Мост через реку был на углу Кедар-роуд? А может, вблизи знака «ЭССО»? За это время его голубая рубашка стала желтой, но он изменил ее еще раз, сделав красной в желтый горошек. Там стоял киоск с мороженым? Он подумал и решил, что нет. У него опять была темная кожа, а волосы прямые… Кладбище было огорожено железной сеткой или зеленым забором? Была ли слышна фабричная сирена? Чувствовался ли в воздухе запах серы? А может быть — сосны?

Он работал над этим до изнеможения, а потом спустился с холма.

Торговый центр остался там-же, но школа и спортплощадка исчезли, уступив место знакомым виллам с мансардами. Это означало, что он был близок к цели. В этот вечер его дом находился на Шуберт-стрит, на несколько домов дальше от того места, где он проснулся сегодня утром. Было два, а не три этажа, что соответствовало его воспоминаниям о том периоде, когда он впервые начал играть. Перед домом стоял «вольво», не тот, который он помнил, но все же лучший чем «бьюик» из сегодняшнего утра. На легковом стекле легковушки был прикреплен знак паркинга в Эндикотте, а на сидениях лежали книги о компьютерах Вестона. Все это означало, что он спокойно может войти в дом — сегодня вечером его отец не будет сильно пьян.