Игра длиною в жизнь - [75]

Джек пообещал, что к концу зимы я снова забеременею.

— Это моя новая цель, — сказал он со смехом.

— Можешь считать, что она достигнута. — Я прикусила нижнюю губу, когда он отстранился и посмотрел мне в глаза.

— Ч-что? — стал заикаться он. — Ты имеешь в виду то, о чем я думаю?

Я наклонила голову на бок и улыбнулась.

— Если ты думаешь, что я имею в виду беременность, то да.

Джек схватил меня за талию и поднял на руки, земля тут же закружилась у меня под ногами.

— О Боже, Котенок! Да! Я люблю своих шустриков!

Я рассмеялась, вырываясь из его объятий, и опустила ноги на пол.

— Своих шустриков? Ты любишь своих шустриков?

Пожав плечами, он добавил:

— И тебя я тоже люблю. Но ты и так это знаешь. И всегда буду любить. Всегда.

Он опустился на колени и прижался губами к моему животу.

— И тебя я тоже люблю, парень.

Закатив глаза, я проскулила:

— Только не начинай опять.

Джек поднялся на ноги.

— Начну, — он нежно поцеловал меня в губы. — Мы, мужчины семейства Картер, разводим только мужчин.

— Тогда у тебя будет много проблем, мистер, когда узнаешь, что у нас родится девочка.

— Такого не случится, — самоуверенно заявил он, и я улыбнулась.

Боже, помоги мне.

Эпилог

Ченс

Одиннадцать лет спустя…

Всю свою жизнь я слышал от дяди Дина истории о том, какой звездой в старших классах был мой отец, и что все девчонки буквально стелились перед ним. Если честно, я не сильно отличаюсь от него. Когда я шел по двору школы, люди всегда старались похлопать меня по спине, будто я, черт возьми, был чемпионом, и сегодня вечером, в день игры, было все то же самое.

Зайдя в раздевалку, я стал переодеваться в форму, игнорируя товарищей по команде, пока мысленно настраивался на игру. Каждый раз в день игры я проделывал такой ритуал: переодевался в форму молча, не произнося ни слова, пока слушал «разминочную» музыку, которая вырывалась из наушников в моем плеере.

Направляясь к бейсбольному полю, я заметил отца в буллпене[30]. Он проводил разминку с нашим питчером, который начнет игру. С тех пор, как папа начал тренировать школьную команду, это стало обычным явлением… особенно если ты был питчером. Коим я не являлся.

С тех пор, как папа ушел из Высшей лиги, он занимался тренерской работой во всех командах, в которых мне довелось играть, за исключением одной. Если быть честным, я имел смутное представление о том времени, когда папа играл за Энджелс. В моих детских воспоминаниях отец всегда был рядом, а не катался по стране.

Еще в детстве я решил, что хочу быть кетчером. Может быть потому, что все эти годы я ловил мячи, которые мне кидал отец? Зато я точно знал, что был потрясающим кетчером. Моя рука напоминала пушку. Раннеры[31] не могли украсть у меня базу, я бросал мяч быстрее, чем они бежали, словно в моей руке был встроен ракетоноситель. Я буквально выстреливал мячом от дома до второй базы и в девяти из десяти случаев отправлял раннера в аут. Мои родители беспокоились за мои колени, но я усердно работал, чтобы они были сильными и гибкими. Я слышал, через что пришлось пройти моему отцу, когда он получил травму, играя в Высшей лиге.

Прежде чем спрыгнуть в дагаут, я пробежался взглядом по трибунам и заметил маму. Она в одиночестве сидела в пластиковом кресле в окружении толпы болельщиков. С тех пор как мой двоюродный брат Коби стал единственным младшеклассником, которого взяли в юниорскую команду, и расписание наших игр стало совпадать, дядя Дин и тетя Мелисса пропускали практически все мои игры. Бедные бабушка и дедушка были вынуждены разрываться между нами и бегать вперед-назад между бейсбольными полями.

Я просканировал толпу в поисках моей младшей сестры Джейси и увидел, что она разговаривала с каким-то парнем, который выглядел на год-два старше неё.

Слава Богу, папа этого не видел.

В последнее время он и так был на грани сердечного приступа из-за Джейси, потому что она стала краситься, словно ей двадцать, а не десять, и носить коротенькие шорты и крохотные топы. Каждый раз, когда она так наряжалась, папа смотрел на неё с красным от гнева лицом, прижав руку к груди, и приказывал вернуться в свою комнату и переодеться, а мама просто стояла и смеялась.

Мои родители всегда хорошо ладили между собой. Любой спор заканчивался тем, что они целовались, и папа называл маму Котенком. Это могло показаться круто, если бы меня не тянуло блевать всякий раз, когда мои родители вели себя как подростки. Есть вещи, которые лучше мне не видеть.

Никто не знал, почему папа называл маму Котенком, хотя я спрашивал у них миллион раз. Я вообще не мог смотреть на котят и не думать при этом о маме, и это был полный пиздец, если хотите знать мое мнение. Уж не говоря об истории с четвертаками. Я никому не рассказывал истинную причину, почему родители их собирали, и предпочитал перед друзьями отшучиваться глупыми историями. Вы знаете, как странно расти и думать, что четвертаки нельзя тратить, их нужно собирать в банки? У меня чуть сердечный приступ не случился, когда один из моих друзей достал их кармана четвертак и потратил его в торговом автомате. Собственно говоря, тогда со мной случилась небольшая истерика, и директор школы был вынужден позвонить моей маме, потому что я никак не мог успокоиться. Она приехала и забрала меня домой. С тех пор я прошу сдачу только десяти- и пятицентовым монетами. Никаких четвертаков.