Игра без козырей - [19]

Глеб уже заприметил склады:

– Товарищи, послушайте, а что это вон там, за бункером, блестящее?

– Коммерсанты, мать их в душу! Нет чтобы котельную восстановить, чтобы тепло в домах было, чтобы свет везде горел, так они вон что строят! Как будто это людям надо. На том месте детский стадион был. Ну, курили там дети в тайне от родителей, мы выпивали, однажды труп нашли, изнасиловали девчонку, задушил ее маньяк.

– Хорошее место.

– Так что, это им мешало? – вставил глуховатый старик и погладил орденские планки.

Затем он запустил руку в карман, как запускают руку, когда хотят выхватить пистолет. Но старик извлек не оружие, а красную книжку – удостоверение ветерана Великой Отечественной войны. Удостоверение было в целлофановом мешочке, мутном и потертом. Он принялся гонять им ветер перед носом Сиверова.

– Мы с Петровичем под этим флагом подвиги совершали, кровь проливали, а они все, ублюдки, вместе с Горбачевым и Ельциным страну развалили, разворовали, настроили лишь бы чего. Детям негде в футбол поиграть, поэтому они к наркотикам и потянулись. Разве мы с Петровичем знали, что такое наркотик? Ну выпьем по сто граммов за победу или за еще какой праздник-Правду я говорю, Петрович?

– Так точно! – выкрикнул Петрович. Сиверову уже стало не по себе:

– Так что это за безобразие такое возвели коммерсанты на детском стадионе?

– Писали вначале в префектуру, потом мэру написали, потом – президенту. Моя жена, царство ей небесное, подписи собирала, вся ветеранская организация нашего района подписалась, двести восемьдесят девять подписей. Они сказали…

– Кто – они? – спросил Сиверов.

– Коммерсанты эти, – с омерзением произнес старик. – Обещали лампочки везде вкрутить, район благоустроить, качели сделать, песка в песочницы насыпать. Им даже песка жалко, построили склад-холодильник, – сказал Петрович. А вы, товарищ, не журналист случайно?

– Можно сказать, журналист.

– А какого издания?

– Погоди, не мешай, – напарник дернул Петровича за локоть, – не лезь со своей политикой. Видишь, человек правильный, знаменем любуется, коммерсантов ненавидит? Мы вам много чего про этих ублюдков рассказать можем. Значит, вы, товарищ, не коммерсант?

– Да какой я коммерсант, журналист я.

– Тогда слушайте, – Петрович чуть ли не всунул свои губы Сиверову в ухо. – По ночам машины приезжают и уезжают. Значит, воруют. Честные люди в рабочее время ездят.

– А что они там воровать могут, склады-то им принадлежат?

– Не скажите. А вы знаете, что там хранится? – ткнув указательным пальцем Сиверову в грудь, задал вопрос старик в очках на резинке.

– А вы знаете?

– Этого никто не знает. Охрана там почище, чем в Кремле.

– Что там может быть, водка, что ли?

– Водку стали бы так охранять? Водкой торговать можно, водку в холодильнике только дома хранят, чтобы гостю холодненькую налить. Там что-то запрещенное, – зашептал Петрович, прикладывая палец к губам. – Его зять хотел на работу туда устроиться, с высшим образованием, между прочим, и живет рядышком. Думаете, взяли?

– Думаю, нет, – предвосхитил ответ Петровича Сиверов.

– То-то и оно! Телефончик записали, культурные такие, сказали, позвонят. А до сих пор ни ответа ни привета, – и Петрович скрутил фигу. – У них все охранники на машинах ездят, как министры. Что они там хранят? Каждую неделю фуры приезжают, лишь только стемнеет, и на рассвете уезжают. Я думаю, – Петрович снова перешел на зловещий шепот, – холодильник – это только для отвода глаз. Специально гуд елку какую-то включили, чтобы людей обманывать, а сами там, наверное, публичный дом устроили и девок фурами возят.

Сиверов немного ошалел от той мешанины, которая царит в голове у Петровича. Второй ветеран оказался более здравомыслящим, может, потому, что был глуховат, поэтому узнал новостей из телевизора меньше, чем его друг.

– Это ты, Петрович, загнул. Я тоже поначалу думал, что они девок возят. Но ты подумай, если бы там бордель был, то кроме гудения еще и музыка была бы слышна, и пьяные крики.

Петрович в сердцах махнул рукой:

– Глухой ты, ни хрена не слышишь.., пень! – слово «пень» он добавил совсем тихо, прикрыв ладонью рот, чтобы приятель не прочел по губам обидное слово. – А может, они там зелье какое-, то варят?

Но тут взгляд Петровича упал на часы:

– Блин, четыре, цигель, цигель, – он постучал ногтем по циферблату, чтобы глуховатый приятель понял, о чем идет речь. Но у того, наверное, имелись встроенные биологические часы, потому как он уже начал краснеть, раздувать щеки.

– Вы, уважаемый, нас извините, у нас срочное дело, – и Петрович, взяв под руку друга, заспешил в магазин.

Шли старики не по дорожке, а по забросанному бумажками и пластиковыми бутылками пожелтевшему газону, злобно косясь на блестящие, сработанные из оцинкованного железа ангары склада. Они были похожи на двух военнопленных, которых на время отпустили из концентрационного лагеря сходить в деревню, раздобыть чего-нибудь поесть.

Сиверов подогнал машину к полуразрушенному забору котельной, чтобы не мозолила глаза, и, прихватив спортивную сумку, пробрался сквозь пролом в кирпичной стене. Запустение тут царило ужасное: ржавые трубы, выломанные двери, разбитые окна. «Ее уже не оживить, – подумал Глеб, – как, кстати, не оживить и красный флаг. Повесить можно, но он все равно мертвый».