Игра ангела - [159]

Я возвратился к лестнице. Когда я проходил мимо своего письменного стола, то успел заметить, что клавиатура старой пишущей машинки искорежена и разбита. Похоже, кто-то со всей мочи дубасил по клавишам кулаками. Спустившись с большими предосторожностями вниз, я вновь проскользнул в коридор и заглянул в галерею. Даже в темноте было видно, что мои книги разбросаны по полу, и кожаная обивка кресел превращена в лохмотья. Я попятился и внимательно оглядел двадцать метров коридора, отделявшие меня от выхода. Свет фонаря достигал лишь середины помещения, придавая смутные очертания предметам. А дальше начиналось пространство, заполненное темнотой, колышущейся и плотной, как толща воды в глубине.

Я помнил, что, переступив порог дома, оставил дверь нараспашку. Теперь она была закрыта. Я продвинулся на пару метров и застыл как вкопанный, не осмеливаясь во второй раз пройти мимо последней по коридору комнаты. Меня остановило нечто, чего я не заметил, когда шел в обратном направлении, поскольку дверь комнаты открывалась налево, а я заглянул туда лишь мельком. Но теперь, приблизившись, я увидел это отчетливо: к створке двери была прибита белая голубка с распластанными крестом крыльями. Капли свежей крови стекали по дереву.

Я вошел в комнату и первым делом заглянул за дверь, но там никого не оказалось. Шкаф по-прежнему был сдвинут в сторону. Сквозняк из дыры в стене наполнял комнату промозглым холодом. Я поставил фонарь на пол и приложил ладони к отсыревшей штукатурке возле отверстия. Я поскреб ее ногтями и почувствовал, что она крошится в моих пальцах. Я бросился искать подходящий инструмент и в ящике одной из тумбочек, составленных в угол, нашел старый нож для разрезания бумаги. Воткнув острие в штукатурку, я принялся се отдирать. Она отваливалась кусками. Толщина слоя не превышала трех сантиметров. Под штукатуркой обнажилось дерево.

Дверь.

Воспользовавшись ножом, я определил размеры замурованного проема и принялся за работу. Постепенно на стене стали проступать очертания двери. К тому моменту я начисто забыл о том, что поблизости чужой, осквернивший своим присутствием дом и подстерегавший меня в темноте. Ручки на двери не было, имелась только проржавевшая щеколда, залепленная штукатуркой, расползшейся от многолетней сырости. Я попробовал отжать щеколду ножом. Никакого эффекта. Я начал пинать дверь, пока штукатурка, фиксировавшая запор, не осыпалась. Помогая себе ножом, я сумел отодвинуть щеколду. Как только замок был открыт, дверь подалась от легкого толчка.

Из открывшегося отверстия пахнуло затхлостью и гнильем, и этот запах мгновенно пропитал мою одежду и кожу. Я взял фонарь и вошел. За стеной находилось прямоугольное помещение пяти или шести метров в глубину. Стены были испещрены рисунками и надписями, причем создавалось впечатление, будто коричневатые, темные линии наносили пальцами. Засохшая кровь. Пол устилала какая-то субстанция, принятая мною сначала за толстый слой пыли. Однако при ближайшем рассмотрении, когда я опустил фонарь пониже, оказалось, что под ногами лежит ковер из останков мелких косточек. Костей грызунов, рассыпавшихся в мелкий прах. С потолка на черных шнурах в большом количестве свисали разнообразные предметы. Я различил сакральные символы, изображения святых и мадонн с выколотыми глазами и сожженными лицами, распятия, обмотанные колючей проволокой, а также обломки жестяных поделок и кукол со стеклянными глазами. Очертания человеческой фигуры едва угадывались в глубине комнаты.

Стул был повернут лицом в угол. На стуле сидел человек в черной одежде. Мужчина. Руки его были скованы за спиной наручниками, а тело примотано к стулу толстой проволокой. Я похолодел от ужаса, какого не испытывал никогда в жизни.

— Сальвадор? — выдохнул я.

Не чуя под собой ног, я медленно приблизился к нему. Силуэт оставался неподвижным. Я остановился в шаге от пленника и медленно вытянул руку. Пальцы скользнули по его волосам и коснулись плеча. Я хотел повернуть тело, но со страхом почувствовал, как истлевшая плоть проседает под моими пальцами. Спустя миг после того как я дотронулся до него, послышался тихий шелест. Труп обратился во прах, с шуршанием посыпавшийся из одежды и сквозь проволочные путы, чтобы тотчас же взмыть темным облаком, которое повисло в воздухе среди стен тюрьмы, где узник был погребен столько лет. Я взглянул на тонкий слой праха на своих руках, поднес ладони к лицу и умылся тем, что осталось от души Рикардо Сальвадора. Открыв глаза, я увидел его тюремщика. Диего Марласка стоял на пороге камеры с полыхающим взором и рукописью патрона в руках.

— Я прочитал, пока дожидался вас, Мартин, — сказал Марласка. — Шедевр. Патрон сполна вознаградит меня, когда я передам ему рукопись от вашего имени. Признаю, что мне так и не удалось решить задачу. Я заблудился на полпути. И мне приятно осознавать, что патрону удалось найти более талантливого преемника.

— Посторонитесь.

— Сожалею, Мартин. Поверьте, искренне сожалею. Я проникся к вам глубоким уважением, — промолвил он, вынимая из кармана предмет, похожий на костяную рукоять. — Но я не могу выпустить вас из этой комнаты. Пришло время вам занять место бедного Сальвадора.