Игорь Всеславьевич и Злокачественная опухоль - [8]

Как грецкий тот орех в тисках зажатый:

— Договоримся лучше по-хорошому!

Вот бумаженции тебе листок и авторучка,

Я выйду на нескоро, ты — пиши.

Пиши-ка более подробно: с кем, когда, во сколько

Ты взял тыщёнок семь, тых рубликов студенческых.

Куда полóжил, сколь уже потратил…

Смелее, хлопец! (И захлопнулася дверь.)

Писал он Игорь свет Всеславьевич спокойненько,

Чиркал все истинную правдушку, ей-ей:

«Такого-то числа в таком часу вышел из дома,

Минут на двадцать как обычно опоздавши

Притопал в медицинское училище.

Во классе у Бактерия нунь Фагоцитова,

Мол, изучал заразные болезни, фекционные.

Да, знали де, что будут выдавать стипендию,

Ходили ко директорше да посмотреть на очередь.

Каким-то группам-от досталися счастливы денюжки,

А нам оны светили опосля же всех.

А мы так до полудня зде ишшо да поучилися,

Вертелись будто на иголках и завистливо шипели,

А к часу первому поихали на практику —

В больничке же мы хвори хырургичные смотрели.

Таким макаром нé быть хлопцу вором-то,

В часу я четырём, дескать, уж дома быв.

Покушав, что былó — опять к патологическим историям.»

Он точечку поставил Игорь свет Всеславьевич,

А тут явился Онко Раков, прочитал, поднял глазища:

— Не хорошо обманывать-то старших!

И воспрошает Игорь свет Всеславьевич:

— Какие доказательства, начальничек?

Неужто слабо алиби, туманно ли?

Кивает Онко Онкович головушкой:

— Найдём, найдём мы доказательства причинные.

Пока что вот давай-ка покатаем пальчики.

А и действительно, в натуре, покатали пальчики.

И грустно, и смешно ему, удáлу добру молодцу.

Ведь он, почéстный хлопец, разогорячился,

Он тут зачал со раздраженья звонко-то смеятися:

— Да вам, ментяшкам-мусорам, да их не вычислить,

Коль вздумалися за меня как нынче братися,

Видать, сработали шустристо тати ловкие.

Вам нужно погадать на решете — авось поможится!

Но Раков Онко Онкович не обижается:

— Знакома поговорка ли тебе, упрямый детище?

Смеётся хорошо лишь тот, да у кого на месте зубы все!

Сейчас шагай-гуляй, но я уверен — ишшо встретимся.

И выходил он Игорь свет Всеславьевич на волюшку,

И брел, куда вели сомнения кручинные,

Повесив буйную головушку невесело.

Да приходил к любимой Леле нунь Сварожичне,

А й говорил-то ей он всё, рассказывал подробненько.

Она же Лелюшка и обнимат и успокаиват,

И тихо-тихо говорит слова целебные:

— Ка бы по всяким пустякам вдруг убиваться!

Ведь если не при чем ты, Игорь свет Всеславьевич,

То нече носа вешать, плакать, огорчаться.

Он Игорь свет Всеславьевич спроговорит:

— Да ай же ты, нунь Лелюшка Сварожична!

Как «если»? Я же чист, чистее стеклышка!..

А й Лелюшка Сварожична опять своё:

— Пойдём-ка лучше по слободке прогуляемся,

Со ветерком прогоним прочь тоску-кручинушку…

Как и проходит-от ишшо немного времечка,

А получат он Игорь свет Всеславьевич другý повесточку.

Когда по утру показалось солнце красное,

Студентишки гурьбой мчалúся во колледж,

А он ступает во пигментный кабинет.

А тама всё висит на стеночке Балканский полуостров,

Но вот отмечена малиновым карандашом трагедия —

Как Блинтон Клин аНАТОмирует Юг Славии;

И круглые большие часики приметою,

Эзостеричный календарик тут как тут,

Знакомый фас вождя вождя и список розыскной рецидивистов наглыих.

Дымина такова, что вешай хоть топор,

Там Онко Онкович-то Раков снова за столом,

Беседу затевает он интимную.

С язвительным симптомом

И сарконической улыбочкой на роже

А и плетет он сети, расставляет он ловушечки.

Доверчиво иной-то раз заглянет словно в микроскоп,

Пытаясь разыскать правдишки беглой суть.

Спроговорит он Раков да во первый-то заход:

— Проверили тебя по нашим докуметикам.

Да ты же, гоблин, тó ещё успел нагадить!

Имеешь гнусное пятно в своей непрошлой жизни,

Ты со подельничками гнул бандитску линию…

Он Игорь свет Всеславьевич молчит.

Спроговорит он Раков во второй заход:

— К тому ж тебя, зека, не жалуют студенты-промокашки,

И про тебя учителя худое слово молвят,

Дескать, ты странный, непонятный, подозрительный.

А кое-кто видал в тот незабвенный день,

Как ты в пятнадцать сорок пять захаживал в колледж.

Вопрос: не за стыпендией ли тысячной?

Он Игорь свет Всеславьевич молчит.

Спроговорит он Раков да по третьему заходу:

— Совпали пальчики — на сейфе точно те же,

Гляди в бумажку — вот те экспертизонька!

Он Игорь свет Всеславьевич ушам своим не верит,

Он Игорь свет Всеславьевич глазам своим не верит,

И смотрит сквозь туманну пленочку на заключение,

Конечно, липовой бумажки экспертизовой

(А в ней и подпись, и гербóвая печать имеются).

Вдруг удалого молодца ведь прорвало и понесло,

Он как тут начал плакать и слезливо причитать:

— Да и за что же вы меня, сиротку, давите?

Ведь отсидел я срок-то свой ещё порядочно,

А и нагнали на суде, а и простили,

Приплюсовали-от условные два годика.

А я-то порешил со етим злом завязывать,

И кореша мои, подельнички в разъездах вси:

А кто в тюрьме на нарах прохлаждаетси,

Кто Дасунь славит во чужих зарубежах,

Кто под могильною плитою в царстве пекельном.

А я ж не брал, не воровал, не трогал, не имел!

Поверьте, Онко Онкович, моей слезиночке…

Он говорит майор оперативный без утаечки:

— Ну вот, развел мне церемонию мокротную!

Не буду я тянуть резинку со волынкою,

А посажу покамест тя, мальца, во темную темницу,