Игорь Саввович - [21]

– Рита, – поучительно сказал Игорь Саввович, подсаживаясь к шатенке, – так не поступают порядочные люди с порядочными людьми. Ты не гуманистка! Надо заранее предупреждать, когда хочешь из красивой женщины превратиться в кинозвезду. Ай-ай и ай!

Маргарита Васильевна Хвощ косметику никогда и никакую не применяла, а сегодня она пустила в ход весь арсенал заграничных фирм.

– Зачем? – тихо и доброжелательно спросил Игорь Саввович.

– Надоела себе самой, – тоже тихо ответила Рита. – Так смешнее жить..,

– Не приставай к женщине! – сказал Прончатов. – Какой быстрый!

Прончатов, как и все в тресте, считал, что начальник планово-экономического отдела Маргарита Васильевна Хвощ давно влюблена в Игоря Гольцова. Великий жизнелюб, Прончатов рвал и метал: «Ты деревяшка, Гольцов, гнилая, трухлявая деревяшка! Такая женщина любит тебя, а ты! У, идолище поганое!» В таком же роде говорили и другие, но Игорь Саввович только усмехался. Он понимал, что между ним и Ритой происходит серьезное, совсем другое, что не объясняется примитивно: «Влюблена!» И эта печальная улыбка Риты, и бережное обращение с ним, и постоянно молящее выражение глаз: «Ну, проснись скорее, проснись же, Гольцов!» Это походило на серьезную любовь, было тревожным, как ночные вкрадчивые шаги за тонким окном.

– Игорь, не разлагай компанию! – укоризненно продолжал Прончатов. – Давайте выпьем, друзья! За встречу!

Игорь Саввович посмотрел на стол, шикарный по-прончатовски. А между тем еда была почти не тронута, бутылки не открыты – только в бутылке армянского коньяка не было пробки, но выпито лишь на палец больше половины.

Прончатов был завидно хорош! Бронзовой величественности, как и всегда, не терял, но был живым, открытым, искренним, знаменитая прончатовская энергия так и била через край.

Приглашая есть и пить, Прончатов обводил друзей испытующим взглядом, требовал наполнять рюмки, но, видимо, в застолье еще до прихода Игоря Саввовича произошло нечто такое, что механизм веселья замедлился и скрипел умирающе. Какая-то шестеренка отказала, сломался зубец у другой, и вот заедало, останавливалось, стопорилось.

– Ну, чего же мы медлим? – бронзовым голосом сказал Прончатов. – Почему не слышно хрустального звона? Где крики? Где забубенность?

Ни ответа, ни привета. Сидела возле Прончатова неулыбающаяся женщина Наташа, застыв в ленивой позе, курила отрешенно директор швейной фабрики Неля, Рита задумчиво вращала вокруг пальца большой красивый перстень. Молчали, думали, слушали. Окна номера выходили в сторону, противоположную речному порту, звуки были приглушены, а почему-то хотелось, чтобы шум порта терзал уши. Так бывает с человеком, который не может уснуть, если в комнате шепчутся, и засыпает сразу, как только начинают говорить в полный голос.

– Игорь Саввович, товарищ Гольцов! Будете брать свою рюмку или не будете? – рассвирепел Прончатов. – Извольте пить!

Игорь Саввович посмотрел на рюмку, наполненную Ритой, пожал плечами.

– Странно! – медленно проговорил он. – В чем, собственно говоря, дело? Почему хозяин харчевни обращается ко мне? Есть Володечка Лиминский. Посмотрите, какой он старательный!

Действительно, на фоне скучающих женщин, занятого телефоном полковника Митрия Микитича, привычно величественного Прончатова начальник производственно-технического отдела казался необычно деловитым, приподнятым и по горло занятым. Его соседка, молчаливая Неля, от нечего делать пыталась понять, что изображено на почерневшей от старости картине, висящей над бездействующим камином, а Володечка Лиминский предпринимал героические меры, чтобы привлечь к себе ее внимание. Осторожно, как бы случайно задевал выпуклое бедро, пытался шептать на ухо; глаза у него горели елочными лампочками, причем разноцветными: синяя и зеленая.

– Лиминский! – театрально обрадовался Прончатов. – Бери в длинные руки бразды правления, Лиминский!

Начальник производственно-технического отдела с великим рвением принялся выполнять приказ. Для начала он попытался оторвать от телефона полковника Митрия Микитича, но тот ему показал ядреный кулак. Потом Лиминский взялся за женщин – каждой сунул в руки рюмку, целуя при этом запястья, а затем встал и громко произнес свое обычное.

– Уперед, граждане! – с ударением на предпоследнем слоге в слове «граждане» торжественно провозгласил он.

Примитивный был человечишко, этот Володечка Лиминский, и было очевидно, что умная и сановная Неля ему не по плечу.

– Граждане, уперед, говорю!

Шепотом разговаривал по телефону полковник, молча и жадно курили женщины, улыбался странной улыбкой Игорь Саввович, думая о том, что женщины многим похожи друг на друга, хотя внешне были подчеркнуто разными. Они походили усталой от мужских дел замедленностью, отвращением к мишуре и пышным словам, интеллектом, эрудицией, одинаковым воспитанием в интеллигентных обеспеченных семьях.

– Чего же, граждане, а?

Шумел приглушенно речной порт, покряхтывал от старости купеческий буфет, шептал по телефону полковник.

– Позвольте мне, – тихо сказала Рита, вынимая изо рта сигарету. – Раскошелюсь, бог с вами! – Она медленно, словно чугунную, подняла рюмку. – Хочу выпить за вас, бабы! – И сосредоточенно помолчала. – Вы, мужики, еще не понимаете, кто сидит с вами. И я вас не обвиняю. Вы пока не способны понять, что мы – такие бабы, каких еще никогда не было. Я не заношусь, напротив, говорю грустные вещи. Ох, как не хочется женщинам становиться мужчинами! – Она лихо крикнула: – Ну, бабы, за вас!