Игорь Грабарь - [14]
Особой убедительностью образа характерен портрет молодого Сергея Прокофьева (1934). «Во всем облике Сергея Прокофьева - внутреннем и внешнем - есть ярко выраженная динамичность, - писал Грабарь. - Я искал передать это в самой позе - поднятой вверх голове, движении левой руки, положении плеч, устремленности взгляда»[>2 И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 317.].
Разъяснивается. 1928
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Изящный, «женский» по стилистике портрет арфистки Веры Дуловой (1935), поступивший недавно по ее завещанию в собрание Государственной Третьяковской галереи, был написан как портрет-картина, обладающий сложной композицией. Художник увлеченно писал не только саму модель, но и обстановку ее дома, концертный наряд артистки, наконец, золоченую арфу. Наибольшую трудность для Грабаря составили, как ни странно, струны арфы - они потребовали специальных «струнных сеансов». Получившееся в результате произведение Грабарь оценивал как один из лучших своих портретов 1930-х годов.
К числу наиболее удачных работ он относил и Светлану (1933) - написанный в один сеанс, этот портрет сохранил, как считал сам художник, живое выражение лица, глаз девушки, живую форму и цвет.
«Я далек от мысли, - писал Грабарь, - выдавать мои портреты за какие-то необычайные достижения: пусть они еще слабы, но в моем персональном поступательном движении они - этап немаловажный»[>1 И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 318.].
В 1930-е годы Грабарь отдал много времени автобиографической книге Моя жизнь. В ней он вспоминал не только о событиях своего жизненного пути, но и привел много интереснейших сведений о художественной культуре Европы и России конца XIX - начала XX века, рассказал о людях, с которыми встречался и дружил, о событиях, которым он был свидетелем. Книга, вышедшая в 1937 году, до сих пор является важным источником для исследователей живописи начала века. Для шестидесятипятилетнего Грабаря она стала подведением итогов большей части прошедшей жизни.
Но оказалось, что впереди у него было еще много лет напряженной творческой, научно-исследовательской, административной работы. Грабарь был нужен везде и сумел за следующие годы не только продолжить начатое, но и создать столько нового, что это уложилось бы еще в одну человеческую жизнь. Все время он боролся с чрезмерной загруженностью делами, с нехваткой времени - но в этом и состоял исключительный, личностный ритм его жизни.
Солнце поднимается. 1941
Государственная Третьяковская галерея, Москва
В 1937 году Грабарь издал свой капитальный труд - двухтомную монографию о Репине, за которую в 1941 году был удостоен Государственной премии. В те же годы он работал над другой большой книгой - монографией о Валентине Серове.
Грабарь вновь обратился к педагогической деятельности, придя в 1937 году в Московский государственный художественный институт как директор и педагог.
Во время войны в 1941 -1942 годах Грабарь находился в эвакуации в Грузии вместе с другими деятелями художественной культуры. А уже с 1942 года он был востребован как крупнейший специалист в области музейного и реставрационного дела и возглавил Комиссию по учету и охране памятников. В задачу Комиссии входило обследование состояния памятников в освобожденных от оккупации районах страны. Глазам ученого, художника и реставратора открылись неисчислимые разрушения и гибель художественных сокровищ России. И это побудило его наконец поставить вопрос о создании полной истории русского искусства на государственном уровне.
В 1943 году Грабарь стал директором Всероссийской Академии художеств и Института живописи скульптуры и архитектуры в Ленинграде, будучи одновременно избран действительным членом Академии наук СССР. Год спустя по инициативе Грабаря и под его руководством был создан Научно-исследовательский институт истории искусств АН СССР. С осени 1944 года и до конца своей жизни Грабарь возглавлял этот коллектив ученых, ставший основой осуществления проекта, к которому он шел почти всю свою жизнь. Многотомное издание История русского искусства, план которого был разработан Грабарем как итог всей его научной деятельности, выходило с 1954 по 1962 год и до сих пор остается единственным полным изданием такого рода. До последних дней его жизни составление и редактирование Истории оставалось его основной заботой.
Наконец, в 1944 году Грабарь вернулся в Государственные центральные реставрационные мастерские, принял научное руководство и уже не оставлял это свое детище (сейчас этот институт носит имя своего создателя и руководителя).
Березовая аллея. 1959
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Никогда не переставая быть художником, Игорь Эммануилович Грабарь и на склоне жизни продолжал любить и благословлять свое дело. Он считал, что «художник более чуток и гибок, чем искусствовед, его глаза не столь безнадежно закрыты шорами, его мозг не столь предательски загружен историей, теорией и всякими предвзятостями...»[1 И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 178.] - и уж ему, сочетавшему в себе две эти ипостаси, можно было об этом судить лучше, чем кому-либо другому. В дружеском шарже Кукрыниксов, выполненном в 1951 году к восьмидесятилетнему юбилею Грабаря, он изображен за письменным столом, одновременно являющимся палитрой, его кисть соединена с пером, а краски с чернилами.
