Ignoto Deo - [61]
Тем не менее, некоторые исследователи предсказывают крах массовой культуры и ее замену "культурой индивидуальных миров". Так, Е.В. Дуков верно замечает, что "…для современного массового сознания египетские пирамиды отличаются от архитектурных изысков Ле Корбюзье только номером канала и временем демонстрации. Они уравнены универсальной "обложкой" телеприемника, полисемией бытовой территории, в которую свободно "впечатываются" самые разнородные предметы и образы, культурные тексты и "метатексты", даже не вызывая вопросов о причинах их появления или принципах компоновки в каждом конкретном случае, поскольку индивидуальное пространство практически везде в настоящее время свободно от всяких обстоятельств перед социальными нормами и культурными конвенциями"[365]. С этим утверждением, безусловно, можно согласиться: "мозаичность" и полистилистичность современной культуры приводят к возникновению множества "культурных ландшафтов", весьма различающихся между собой. Но из этого автор делает следующий, довольно радикальный вывод: "В подобной конструкции жизни существование массовой культуры как комплекса общих для больших групп населения конвенций оказывается более чем проблематичным, если не сказать невозможным. Наличие и могущество каналов "массовой коммуникации" не в состоянии превратить тиражирующиеся образцы в массовую культуру, поскольку каждая группа и каждый индивид в отдельности может иметь свой собственный код и пароль для приема и оценки информации и, следовательно, будет формировать собственную семантическую систему как эквивалент стертой коллективной культурной конвенции"[366]. С этим мы не можем полностью согласиться, поскольку наличие у индивидов и групп собственных "кодов" и "миров" ни в коей мере не означает "стирания коллективной культурной конвенции", которую формирует массовая культура. Напротив, характерная для нашего времени диверсификация культуры приводит не к краху, но к повышению значимости массовой культуры, которая одна только и в состоянии обеспечить интеграцию разобщенных индивидов и допустить мирное сосуществование различных "миров", то есть сохранить целостность социума. Возможно, Е.В. Дуков считает, что важнейшим признаком массовой культуры является унифицированность и стандартность ее образцов. Такого рода "моностилистичность" массовой культуры действительно была характерна для индустриального этапа развития общества, но сегодня массовая культура становится полистилистичной, что позволяет ей не только сохранить, но и многократно расширить свое влияние.
Аналогичные рассуждения о неотвратимости распада массовой культуры принадлежат Т.В. Костылевой, которая показывает, как унифицированную массовую культуру индустриального общества ("мир однообразия") сменяет массовая культура эпохи постмодернизма, распавшаяся на тысячи разнообразных участков, внутренне не связанных между собой. В XIX в., считает автор, культура однородна, но у нее есть "верх" (элитарное) и "низ" (массовое), но в ХХ в. уже нет однородного культурного пространства, "верх" и "низ", интеллектуализм и примитивизм смешались и стали неузнаваемы. Т.В. Костылева использует образ пирамиды, предложенный А. Геленом, для описания современной массовой культуры. "Вершина этой пирамиды сверкает "чистыми снегами" изощренного интеллектуализма и рафинированного эстетизма - например, творчество Х.-Л. Борхеса. А у подножия пирамиды копошится мозаичный примитивизм. Здесь соседствуют, не пересекаясь, как безобразные "культурные" отходы клишированной индустриальной эпохи, так и высоко профессиональные современные шоу-творцы. Обильно представлена и новейшая упрощенная продукция "новых язычников" (астрологические календари, гороскопы, оккультные науки, мифы об НЛО и т.п.), и молодежная культура ВИА (рок, рэп, рэйв и т.п.). Таким образом, культурный профиль современной цивилизации достаточно сложен"[367]. Против левацко-постмодернистской массовой культуры активно выступают "новые правые", но они также являются плюралистами и "мультикультуралистами" (поскольку существует множество традиционных локальных культур). Поэтому культура множественных миров, по мнению автора, неизбежна (будет ли это множественность несвязанных субкультур или же множественность замкнутых на традицию культурных регионов). "Везде будет свой "монастырь" со своим законом, то есть "электронное средневековье" по А. Тоффлеру и У. Эко. Везде будет свой "клан", "род", "племя", то есть "новая первобытность" по Мак-Луэну или М. Маффесоли"[368].
Как и в предыдущем случае, подобное сведение диверсификации культуры к ее демассификации нам представляется ошибочным[369]. Очевидно, что и Е.В. Дуков, и Т.В. Костылева в целом следуют концепции Э. Тоффлера, согласно которой неслыханный темп социокультурных изменений приводит к появлению множества альтернатив и, следовательно, к увеличению многообразия субкультур и "сверхизобилию "Я"": "Люди будущего посвятят больше времени поискам стиля, чем люди прошлого или настоящего. Изменяя свою самоидентификацию, человек супериндустриального общества прочерчивает собственную траекторию в мире противоречивых субкультур"
