Иглы мглы - [11]

29.11.1985

ЗОЛА

Чего мне ждать? На что надеяться?

На то, что все-таки поймут

и перепеленают сердце,

и выбросят обиды жгут.

Все время — деньги, деньги, деньги!

а я, как нищий на углу,

устал молиться и тетенькать,

и дуть на чувств своих золу.

Из пепла не возникнет пламя,

из безысходности — любовь,

и только память, только память

еще мою согреет кровь.

Когда чредой пройдут виденья,

я оценю ли грез размах?

Души не меряны владенья,

и я здесь подлинный монарх.

Хочу — люблю, хочу — караю,

и в сновиденческом огне

не к раю, к дедовскому краю

хотелось быть поближе мне.

Чтобы из мглы вечерней свита

и предзакатного огня,

всех этих грешных духов свита

не ополчилась на меня.

О, да не буду близким в тягость!

Уйду, пока не надоел,

навеки в край, где плещет радость

за установленный предел.

На то нам и дается слово,

чтоб светом выхватить из мглы

две-три щербатинки былого

и — не разворошить золы.

31.08.

КОРАЛЛ

Ты прав, знаток любви, Стендаль,

кристаллизируется чувство,

и обретает сердце даль,

в которой без любимой пусто.

Течет по жилам чудный ток

искрящихся переживаний.

Благоуханна, как цветок,

любовь, а ты — всего желанней.

О, только б находиться близ,

навек не прерывать мгновений;

любая прихоть, твой каприз

и полноправны, и священны.

Омытый зрением двойным,

мир предстает в красе нетленной.

О, только б с ней, о, только б с ним

навек не прерывать мгновений.

И как бы рок ни покарал,

одно спасенье — сердцу вверься,

любовь — особенный коралл,

растущий по законам сердца.

30.09.

* * *

Дочери — 15 лет.

Джинсы. Модная прическа.

А в глазах — тревожный свет,

характерный для подростка.

Сотни, тысячи проблем

сложностью своей пугают.

Что там Брэдбери и Лем,

здесь фантастика другая.

Поражаюсь каждый раз

неприступности задачи.

Опыт взрослых — не указ.

Да и как еще иначе.

Открывает новый мир

дочь моя, кончая школу.

Не разученный клавир,

а — дорогу в звездном поле.

Дочери — 15 лет.

Не споткнется ли дорогой?

Утром я смотрю ей вслед

с очень родственной тревогой.

30.09.

* * *

Ты помнишь: вечер, мой мундир

и шум вокзала?

"Любовь изнашивается до дыр",

ты мне сказала.

Любовь изнашивается, как ткань.

Рано иль поздно.

Не плачь, не плачь. Ах, перестань!

Взгляни на звезды.

Что в бесконечной глубине

горят беспечно.

В том очистительном огне

пребудем вечно.

4.10.

ДОРОГА В ГОРОДНЮ

Мы утром вышли в ранний путь…

Дорогою окольной

внушал я дочке, что взглянуть

пора на колокольню;

что церковь красит Городню

с пятнадцатого века;

что стыдно спать пять раз на дню,

когда ты не калека.

Не соглашалась ни за что

идти в селенье дочка,

дубленка будто решето

не держит ветерочка.

Ее пугал не холод зим,

когтящий лютым зверем,

а то, что в книжный магазин

я заглянуть намерен.

Она читала мне мораль,

мол, сед, а все туда же:

полночи белый лист марал

и стал чернее сажи.

Потом готов сидеть полдня

над старой книжкой Блока,

а ей — ни слова, хоть родня,

ей очень одиноко.

Была турбаза в декабре

забита стариками,

одни деревья в серебре

девчонок завлекали.

Хотя б подружку в свой заезд,

Аленку иль Сюзанну,

то был бы общий интерес

взамен сплошных терзаний.

Что мне ответить? Чем мне крыть

подобные запросы?

Не пара рук, тут пара б крыл

могла обезголосеть.

Из-под сапог летела пыль.

Был уголь здешней метой…

Я по дороге ей купил

пирожное, конфеты…

Была дорога далека.

К тому ж с шоссе ни шагу.

Сейчас легко с черновика

на белую бумагу

перенести путь с грузом пут

под леденящим ветром,

когда машины рядом рвут

тугие километры.

О, как же ныла и кляла

мою страстишку дочка!

А я молил: вот до угла,

потом до бугорочка

дойди… И встанет Городня

веселыми домами,

и оба-двое мы, родня,

пройдем меж их рядами.

Так и случилось… Важен пыл

не только для таланта,

но — цель достичь. И я купил

словарик музыканта.

Потом, куда душа звала,

давным-давно не в ссоре,

прошли мы к церкви, что была,

конечно, на запоре.

Сверкали златом купола,

и небо было чище

над скромной тропкой, что вела

на местное кладбище.

Там бомж и протоиерей,

крестьяне и солдаты

лежали рядом; их тесней

объединяли даты.

Они одни видали сны,

в верховье Волги жили…

Мы тоже веточку сосны

на холмик положили.

За описанье не берусь

обратного маршрута;

но приоткрылась дочке Русь

хотя бы на минуту.

Я думаю, что поняла

она (я, впрочем, тоже):

дорога — к Родине вела,

пугая бездорожьем.

И надо не бояться зим,

идти с открытым сердцем,

найдется книжный магазин,

где можно отогреться.

Найдется красное крыльцо,

где не важна монета;

найдется красное словцо

не только для привета.

26.12.1986

ВДРУГОРЯДЬ

Л. Ю.

Славно все же бывает на свете

вспоминается то, что забыл…

Я вдругорядь товарища встретил,

словно в юность фрамугу открыл.

Мы полвечера с ним говорили

про обиды давнишние, но

чай не пили и кофе не пили,

и не пили сухое вино.

Черт ли выкинул это коленце

или ангел убавил вину…

Показал он мне сына-младенца,

поглядел я на третью жену.

Чуть заметил, не трогая, книги;

и растрогали нас не стихи,

а какие-то давние миги

и нелепые наши грехи.

Я бубнил про наветы и сплетни,

он талдычил, что надо худеть,

чтобы новое тысячелетье

без одышки легко одолеть.

Мне за сорок, ему скоро сорок,

а мы, вроде болтливых сорок,

о приятелях давних и спорах

раскричались, забывши про срок.

Между тем кукарекнула полночь,

мне пришлось собираться домой;

друг и тут деликатную помощь

оказал, проводив по прямой.

Лишь в автобусном коробе гулком