Иерусалимские гарики - [21]

как мерзкие волосики видны.

В мире царствуют вездесущие,

жарко щерящие пасть

власть имевшие, власть имущие

и хотящие эту власть.

От уксуса совести чахнут

кто грабит и крадет убого,

но деньги нисколько не пахнут,

когда их достаточно много.

Счастлив муж без боли и печали,

друг удачи всюду и всегда,

чьё чело вовек не омрачали

тени долга, чести и стыда.

Много начерно, то есть в чернилах

было чёрного людям предвидено,

но никто сочинить был не в силах

то, что век наш явил нам обыденно.

Не стоит на друзей смотреть сурово

и сдержанность лелеять как профессию:

нечаянное ласковое слово

излечивает скрытую депрессию.

Удачу близко видя, шёл я мимо,

не разумом, а нюхом ощутив

текущее за ней неуловимо

зловоние блестящих перспектив.

Шальная от порывов скороспелых,

душа непредсказуемо сложна,

поэтому в расчисленных пределах

неволя безусловно ей нужна.

В какой ни варишься среде,

азарт апломба так неистов,

что не укрыть себя нигде

от саблезубых гуманистов.

Я лишь от тех не жду хорошего,

в ком видно сразу по лицу,

что душу дьяволу задёшево

продал со скидкой на гнильцу.

Нелепым парадоксом озабочен

я в тёмных ощущениях моих:

боюсь я чистых праведников очень

и хочется грешить, увидя их.

Я не был отщепенец и изгой,

во всё играл со всеми наравне,

но был неуловимо я другой,

и в тягость это было только мне.

Хоть у века дорога крута,

но невольно по ней мы влекомы;

нас могла бы спасти доброта,

только мы очень мало знакомы.

Незримый, невесомый, эфемерный -

обманчив дух вульгарной простоты:

способно вызвать взрыв неимоверный

давление душевной пустоты.

Любой народ разнообразен

во всём хорошем и дурном,

то жемчуг выплеснет из грязи,

то душу вымажет гавном.

Устройство мира столь непросто,

что смотришь с горестью сиротства,

как истекает от прохвоста

спокойствие и превосходство.

Вражда развивает мой опыт,

а лесть меня сил бы лишила,

хотя с точки зрения жопы

приятнее мыло, чем шило.

Жестоки с нами дети, но заметим,

что далее на свет родятся внуки,

а внуки - это кара нашим детям

за нами перенесенные муки.

Ученье свет, а неучение -

потёмки, косность и рутина;

из этой мысли исключение -

образование кретина.

Мы живём то в беде, то в засранстве,

мы туманим надеждами взор,

роль Мессии витает в пространстве,

но актёры - то срам, то позор.

Есть запахи у каждого лица,

и пахнуть по-иному нет возможности,

свой запах у плута, у подлеца,

у глупости, у страха, у надёжности.

У времени всегда есть обстоятельства

и связная логическая нить,

чтоб можно было низкое предательство

высокими словами объяснить.

Нету вкрадчивей, нету сочней,

согревающей, словно вино,

нет кислотней и нет щелочней,

агрессивней среды, чем гавно.

Владея к наслаждению ключом,

я славы и успеха не искал:

в погоне за прожекторным лучом

меняется улыбка на оскал.

Есть на свете странные мужчины:

вовсе не сочатся злом и ядом,

только духом дикой мертвечины

веет ниоткуда с ними рядом.

Я, дружа по жизни с разным сбродом,

знал от паханов до низкой челяди;

самым омерзительным народом

были образованные нелюди.

Очень зябко - про нечто, что вечно,

вдруг подумать в сомнении честном:

глас народа - глас Божий, конечно,

только пахнет общественным местом.

Наша разность -

не в мечтаниях бесплотных,

не в культуре и не в туфлях на ногах;

человека отличает от животных

постоянная забота о деньгах.

От выпивки в нас тает дух сиротства,

на время растворяясь в наслаждении,

вино в мужчине будит благородство

и память о мужском происхождении.

Какие цепи мы ни сбросим,

нам только делается хуже,

свою тюрьму внутри мы носим,

и клетка вовсе не снаружи.

Друг мой бедный, дитя современности,

суеты и расчёта клубок,

знает цену, не чувствуя ценности,

отчего одинок и убог.

Все книги об истории - поток,

печальным утешением текущий,

что век наш не беспочвенно жесток,

а просто развивает предыдущий.

Всегда в разговорах и спорах

по самым случайным вопросам

есть люди, мышленье которых

запор сочетает с поносом.

Свободу я ношу в себе,

а внешне - тих я и неловок

в демократической борьбе

несчётных банд и группировок.

Хотя повсюду царствует жлобство,

есть личная заветная округа,

есть будничного быта волшебство

и счастье от познания друг друга.

Мы сразу простимся с заботами

и станем тонуть в наслаждении,

когда мудрецы с идиотами

сойдутся в едином суждении.

У нас весьма различны свойства,

но есть одно у всех подряд:

Господь нам дал самодовольство,

чтоб мы не тратились на яд.

Всегда стремились люди страстно

куда попало вон из темени

в пустой надежде, что пространство

освобождает нас от времени.

Умеренность, лекарства и диета,

замашка опасаться и дрожать -

способны человека сжить со света

и заживо в покойниках держать.

Так Земля безнадежно кругла

получилась под Божьей рукой,

что на свете не сыщешь угла,

чтоб найти там душевный покой.

Толпа людей - живое существо:

и разум есть, и дух, и ток по нервам,

и даже очень видно вещество,

которое всегда всплывает первым.

Бал жизни всюду правит стая,

где каждый занят личной гонкой,

расчёт и блядство сочетая

в душе возвышенной и тонкой.

Незримая душевная ущербность

рождает неосознанную прыть,

питая ненасытную потребность

себя заметным козырем покрыть.

Когда к публичной славе тянет личность,

то всей своей судьбой по совокупности

персона эта платит за публичность

публичной репутацией доступности.