Иерусалимские гарики - [16]

приятели – мусор эпохи,

и юная дева, одетая

в одни лишь любовные вздохи.

Не всуе жизнь моя текла

мне стало вовремя известно,

что для душевного тепла

должны два тела спать совместно.

Любым любовным совмещениям

даны и дух, и содержание,

и к сексуальным извращениям

я отношу лишь воздержание.

В те благословенные года

жили неразборчиво и шало,

с пылкостью любили мы тогда

всё, что шевелилось и дышало.

Даже тех я любить был непрочь,

на кого посмотреть без смущения

можно только в безлунную ночь

при отсутствии освещения.

Она была задумчива, бледна,

и волосы текли, как жаркий шёлк;

ко мне она была так холодна,

что с насморком я вышел и ушёл.

Красотки в жизни лишь одно

всегда считали унижением:

когда мужчины к ним давно

не лезли с гнусным предложением.

С таинственной женской натурой

не справиться мысли сухой,

но дама с хорошей фигурой –

понятней, чем дама с плохой.

Храни вас Бог, любовницы мои!

Я помню лишь обрывки каждой ленты,

а полностью кино былой любви

хранят пускай скопцы и импотенты.

Теряешь разум, девку встретив,

и увлекаешься познанием;

что от любви бывают дети,

соображаешь с опозданием.

В моей судьбе мелькнула ты,

как воспалённое видение,

как тень обманутой мечты,

как мимолётное введение.

Люблю я дев еврейских вид вальяжный,

они любить и чувствовать умеют,

один лишь у евреек минус важный:

они после замужества умнеют.

Чтобы мерцал души кристалл

огнём и драмой,

беседы я предпочитал

с одетой дамой.

Поскольку женщина нагая –

уже другая.

Волнуя разум, льёт луна

свет мироздания таинственный,

и лишь философа жена

спокойно спит в обнимку с истиной.

Если дама в гневе и обиде

на коварных пакостниц и сучек

плачет, на холодном камне сидя –

у неё не будет даже внучек.

Вселяются души умерших людей –

в родившихся, к ним непричастных,

и души монахинь, попавши в блядей,

замужеством сушат несчастных.

Вон дама вся дымится от затей,

она не ищет выгод или власти,

а просто изливает на людей

запасы невостребованной страсти.

Я знание собрал из ветхих книг

(поэтому чуть пыльное оно),

а в женскую натуру я проник

в часы, когда читать уже темно.

Обманчив женский внешний вид,

поскольку в нежной плоти хрупкой

натура женская таит

единство арфы с мясорубкой.

Во сне пришла ко мне намедни

соседка юная нагая;

ты наяву приди, не медли,

не то приснится мне другая.

Дуэт любви – два слитных соло,

и в этой песне интересной

девица пряного посола

вокально выше девы пресной.

Как женской прелести пример

в её глазах такой интим,

как будто где-то вставлен хер

и ей отрадно ощутим.

Всё, что женщине делать негоже,

можно выразить кратко и просто:

не ложись на прохвостово ложе,

бабу портит объятье прохвоста.

У зрелых женщин вкус отменно точен

и ловкая во всём у них сноровка:

духовные невидимые очи –

и те они подкрашивают ловко.

Когда года, как ловкий вор,

уносят пыл из наших чресел,

в постели с дамой – разговор

нам делается интересен.

Когда я был тугой, худой, упругий

и круто все проблемы укрощались,

под утро уходившие подруги

тогда совсем не так со мной прощались.

Люблю я этих и вон тех,

и прочих тоже,

и сладок Богу сок утех

на нашем ложе.

Не в силах дамы побороть

ни коньяком, ни папиросами

свою сентябрьскую плоть

с её апрельскими запросами.

Чем угрюмей своды мрачные,

тем сильней мечта о свете;

чем теснее узы брачные,

тем дырявей эти сети.

Супруг у добродетельной особы,

разумно с ней живя на склоне дней,

не пил я в полночь водку, спал давно бы,

уже блаженно спал бы. Но не с ней.

Как утлый в землю дом осел,

я в быт осел и в нём сижу,

а на отхожий нежный промысел

уже почти что не хожу.

Всегда готов я в новый путь

на лёгкий свет надежды шалой

найти отзывчивую грудь

и к ней прильнуть душой усталой.

женщину полночной и дневной

вижу я столь разной неизменно,

что пугаюсь часто, как со мной

эти две живут одновременно.

Есть явное птичье в супружеской речи

звучание чувств обнажённых:

воркуют, курлычат, кукуют, щебечут,

кудахчут и крякают жёны.

Про то, как друг на друга поглядели,

пока забудь;

мир тесен, повстречаемся в постели

когда-нибудь.

У той – глаза, у этой – дивный стан,

а та была гурман любовной позы,

и тихо прошептал старик Натан:

"Как хороши, как свежи были Розы!"

Ту мудрость, что не требует ума,

способность проницательности вещей

и чуткость в распознании дерьма –

Создатель поместил зачем-то в женщин.

Хотя мы очень похотливы

зато весьма неприхотливы.

А жаль, что жизнь без репетиций

течёт единожды сквозь факт:

сегодня я с одной певицей

сыграл бы лучше первый акт.

Когда к нам дама на кровать

сама сигает в чём придётся,

нам не дано предугадать,

во что нам это обойдётся.

Не будоражу память грёзами,

в былое взор не обращаю

и камасутровыми позами

уже подруг не восхищаю.

Я с дамами тактичен и внимателен;

усердно расточая дифирамбы,

я делаюсь настолько обаятелен,

что сам перед собой не устоял бы.

Не видя прелести в скульптуре,

люблю ходить к живой натуре.

Когда я не спешу залечь с девицей,

себя я ощущаю с умилением

хранителем возвышенных традиций,

забытых торопливым поколением.

Глупо – врать о страсти, падать ниц,

нынче дам не ловят на уловку,

время наплодило тучу птиц,

жадных на случайную поклёвку.

Забав имел я в молодости массу,

в несчётных интерьерах и пейзажах

на девок я смотрел, как вор – на кассу,

и кассы соучаствовали в кражах.

Когда ещё я мог и успевал