Иерусалим - [128]

Раннульф отпустил повод. Дыхание с хрипом вырывалось из его лёгких; воздух был полон дыма. Тело под кольчугой взмокло от пота. Нежданная тишина заставила его осознать, каким шумным был бой. Он оглянулся — огромное войско сарацин, как и прежде, стояло меж ними и озером. Склон холма был усеян телами людей и коней.

Люди Раннульфа собрались вокруг него. Вверху и внизу трубили рога. Раннульф поднял взгляд — над ними, выше по склону и подальше от сарацин, сбились в кучу итальянские пехотинцы.

   — Они так и не пошли в атаку, — сказал он.

   — Пошли, — возразил Стефан, — просто повернули назад, едва начался бой. Где Фелкс?

Раннульф опустил глаза, обегая ищущим взглядом стоявших вокруг него рыцарей.

   — Фелкс, — сказал он. Ледяной ужас ожёг его. Он огляделся, глубоко втянул воздух и закричал: — Фелкс!..

Рядом с ним вздохнул Стефан; стянув шлем, он умостил его на колене и отёр ладонью лицо. Рыжая борода облепила подбородок и горло. Раннульф отъехал и направил коня в объезд своего отряда.

Атака отбросила сарацин, так что, следуй за ними пехотинцы, франки могли бы прорваться. Теперь же они по-прежнему оставались в ловушке — пехотинцы на высотах, рыцари кружили ниже по склону — парами, группками, тамплиеры в обычном своём построении. Рога пели и пели, и полосы дыма стлались, приникая к земле, омывая груды мёртвых тел.

Он искал взглядом среди живых Фелкса — его светлую бороду, статную посадку, лысую макушку, — искал и не находил.

Раннульф перекрестился. Рыцари кругом него молчали, ссутулясь в сёдлах; Стефан озирался. Медное пение рогов рвало сердце. Готовилась новая атака. Раннульф поднял руку, и его солдаты построились. Теперь их было лишь восемь. Он подъехал к Эду:

   — Ты! Ты хорошо дрался. Поскачешь на правом фланге. Знаешь, как мы его зовём? Фланг мертвеца. Помни об этом.

Бургундец кивнул; за щитком шлема бестрепетно блестели его голубые глаза. Он поехал на правый фланг строя, Раннульф занял левый, и они двинулись вниз сквозь плывущий дым и пыль — на соединение с другими тамплиерами.

Султан занимал позицию позади своих войск, на низкой возвышенности, откуда ему всё хорошо было видно; поблизости на случай катастрофы его поджидал скаковой верблюд. Как всегда, от зрелища битвы его подташнивало. Он завлёк франков в западню. На сей раз он покончит с ними. На склонах Хаттина всё против них. Безжалостное солнце обратит их доспехи в орудие пытки; самое их мужество и прикончит их. Однако он и раньше думал, что побил их, — но всякий раз они непостижимо ускользали.

Их первая атака казалась неостановимой — рыцари и их кони свежи, сомкнуты в строю, позади склоны гор, впереди — тяжёлые копья, по пятам бежала пехота. Казалось, они пройдут сквозь армии мусульман, как сквозь прогоревшее дерево.

Потом франкские пехотинцы дрогнули. Султан тщательно построил свои войска, выставив лучших тяжеловооружённых воинов между франками и озером и расставив вдоль всех порядков лучников. Его солдаты подались, но не обратились в бегство, а лучники осыпали атакующих христиан ливнем стрел. Рыцари не обратили на стрелы никакого внимания, — но пешие солдаты отступили. Рыцари рвались вперёд, — а франкские пешцы поджали хвост и бежали, обнажив их тыл, так что люди султана смогли сомкнуться и окружить их.

При виде этого Салах ад-Дин вскрикнул и приподнялся в кресле, а его сын аль-Афдаль закричал:

   — Мы победили!

   — Нет, — ровно сказал Али по другую руку от султана. — Ещё нет.

Окружённые, превзойдённые в численности, рыцари, однако, прорубили себе дорогу и вырвались на свободу, карабкаясь наверх, к пикам Хаттина. Словно по мановению волшебной палочки, на высотах чёрно-белый строй тамплиеров восстал из хаоса. Развернув коней, они изготовились к новой атаке. Кругом них было много обычных рыцарей, — но рядом с тамплиерами они ничего не значили. Султан снова сел.

   — Они направляются сюда, — сказал Али. — Они знают, где ты, дядя. Возможно, мой меч ещё пригодится тебе.

Султан откинулся в кресле и принял от мальчишки-раба охлаждённый шербет.

   — Стой, где стоишь. — Он запретил Али драться. Любимый брат султана Тураншах недавно умер, а теперь умер и второй его брат, Фаррукшах, и он не хотел рисковать. Перед ним, на буром склоне Хаттина, рыцари начинали новую атаку.

Али был прав: на сей раз они шли прямо на него. Салах ад-Дин напряжённо выпрямился в кресле, руки стиснули подлокотники. Он следил, как масса закованных в железо воинов врубается в центр его войска, неумолимо стремится к нему, — а его солдаты кричали, выли, пускали тучи стрел... и отступали. Отступали шаг за шагом — но всё медленнее, пока не встали совсем, одарив султана облегчением, сравнимым разве что с облегчением от омовения ног. Франки были вновь отброшены на склоны Хаттина.

Султан позволил себе перевести дух, сложил руки на коленях. Один из его командиров сказал:

   — Ещё одна такая атака — и они сдадутся.

Другой согласно пробормотал что-то.

   — Нет, — возразил Али. — Они никогда не сдадутся.

Султан глянул на него:

   — Можно подумать, ты видишь в них что-то достойное уважения, а не просто тупое упрямство.

   — Ты не понимаешь их, — сказал Али. — Они верят, что избраны своим Богом и что битва послана им в испытание. Чем тяжелее бой, чем более велико испытание, тем ближе они к Богу.