Иерусалим - [121]

   — По чьему приказу?

   — Триполи, — сказал Раннульф, и де Ридфор ударил его по виску перевязанной рукой. Раннульф шатнулся от удара, и магистр вцепился в ворот его куртки.

   — Чёрт бы тебя побрал! Ты пока ещё служишь мне, мне! Ты никуда не поедешь. Будешь ждать, пока я не скажу тебе, что делать.

Де Ридфор резко развернул коня, который оскальзывался на мраморных плитах, и поскакал вдоль длинного холма прочь, к красному шатру. Сержант последовал за ним.

Раннульф прижал ладонь к виску. Его чёрные глаза жарко блестели.

   — Две сотни, — сказал Стефан. — Что мы теперь будем делать?

Раннульф опустил руку и поглядел на пальцы: крови не было. Он вновь опёрся о колонну и скрестил руки на груди.

   — Продолжать сборы, Мыш, — сказал он, не сводя глаз с де Ридфора, скакавшего по лагерю.

Однако с закатом они не тронулись в путь; на закате в шатре короля был большой совет, где Триполи и де Ридфор кричали друг на друга, сыпля взаимными обвинениями, и опять Триполи, на стороне которого было теперь прочное большинство, уговорил короля оставить войско в Сефории — пусть Саладин ломает себе зубы о стены Тивериады. После совета Раннульф в сопровождении Стефана подошёл к де Ридфору у входа в королевский шатёр.

   — Разреши мне поехать к Тивериаде, — сказал Раннульф. — Я подожгу поля на берегу озера. Может быть, устрою пару налётов на сарацин.

Де Ридфор глянул на него побелевшими от ярости глазами:

   — Ты никуда не поедешь, пока я не прикажу.

Левая его рука была прибинтована к туловищу. Его ждала горстка сержантов и рыцарей. Остальные дворяне уже разошлись по своим стоянкам, готовиться ко сну, и огромный королевский лагерь постепенно затихал. Де Ридфор в упор посмотрел на Раннульфа:

   — Это будет скоро. Обещаю тебе.

Он повернулся и вошёл в королевский шатёр.

   — Это меня устраивает, — пробормотал Раннульф и перекрестился.

Стефан пошёл за ним к коням.

   — Ты о чём?

Раннульф собрал поводья.

   — Выезжаем на рассвете. С приказом или без него. Пошли вздремнём хоть ненадолго.

Посреди ночи вдруг заиграли горны.

Стефану снилось, что кто-то зовёт его издалека, безостановочно повторяя его имя. Он проснулся — небо над головой было сплошь усыпано белыми яркими звёздами.

Стефан сел и услышал, как рёв сигнала катится над лагерем и его подхватывают всё новые горны.

Отдуваясь, к нему подбежал сержант:

   — Мой лорд, мой лорд, нам приказано немедля вставать и седлать коней — мы сейчас же идём к Тивериаде.

   — Что?! — воскликнул Стефан.

Рядом с ним выпутался из одеяла Медведь.

   — Скажите мне, что это сон! — простонал он, с усилием поднимаясь на ноги. Стефан встал, огляделся — весь лагерь, окутанный ночным сумраком, ожил, люди нехотя просыпались, пытались собраться с силами. Он сел и натянул сапоги. Фелкс нагнулся над костром, вороша его в поисках ещё горячих углей, и Раннульф, вынырнув из темноты, оттолкнул его от костра.

   — У нас нет на это времени — войско уже выступает. Мы едем в арьергарде. Надо бы прихватить воды. Я приготовил всё, кроме воды. Пошевеливайтесь!

И он пошёл дальше, подымая тех, кто ещё не успел проснуться.

   — Что происходит, чёрт побери? — Фелкс метался, собирая плащ, сапоги, пояс. Мыш пошёл за Раннульфом, чтобы помочь ему наполнить водой бурдюки и навьючить их на коней.

Задолго до восхода солнца они были уже в седле и выстроились двойной колонной на дороге, ожидая, когда пройдёт всё войско, чтобы занять своё место в арьергарде. Мыш оказался в паре с Фелксом, Раннульф — с Медведем; за ними двое сержантов вели в поводу шестерых вьючных коней, связанных общей верёвкой. Остальной их отряд выстроился позади вьючных коней, а уж дальше тянулось всё войско тамплиеров, рыцари иерусалимской дружины и из южных гарнизонов — всего три сотни под командованием де Ридфора.

Триполи поехал в авангарде; его рыцари заставляли коней выделывать прыжки и курбеты, словно ехали в недолгую верховую прогулку. За ними шёл король с епископом Святого Георга, который нёс перед собой Истинный Крест — под пение горнов и флейт. Дальше плелись нестройной толпой генуэзские пехотинцы, которые уже сетовали на усталость и грозились вот-вот остановиться.

Стефан вынул ноги из стремян и расслабился в седле; с ужина у него остался припрятанный ломоть хлеба, и сейчас он достал его и съел. Перед ним дремал Медведь, тяжело уронив голову на грудь. Ночь ещё держалась, но по краю неба уже бежало узенькой полоской белое пламя дня. Галопом проскакал де Ридфор, за ним тянулась свита.

Приостановив коня перед Раннульфом, он бросил:

   — Не трогайтесь, пока не пройдёт всё войско, и дайте ему отойти подольше — я не хочу, чтобы вы наступали им на пятки.

   — Чья это была идея? — спросил Раннульф. — Твоя, конечно?

Де Ридфор оскалил зубы:

   — А ты думал, я позволю Триполи здесь командовать? Это мой король, я создал его, он будет делать то, чего хочу я. — Конь де Ридфора вздыбился, мотая головой. — Все здесь чересчур осторожны. Когда мы подойдём к Тивериаде, Саладин обратится в бегство. И тогда мы атакуем его на бегу.

Он позволил коню с величественным видом унести его прочь, к идущей на марше армии. Свита последовала за ним.