Идя сквозь огонь - [2]

Дмитрий не в первый раз взбирался на холмы в надежде увидеть с них подобие человеческого жилья или стана. Но все было тщетно. На необъятной равнине он был единственным мыслящим существом, посмевшим бросить вызов Великой Степи…

…По весне, когда зажили раны боярина, Великий Князь Иван дал ему новую службу. С недавних пор южные пределы Московского Княжества стал тревожить набегами хан Валибей, снискавший славу дерзкого и безжалостного воителя.

Сам из рода Чингизидов, он не подчинялся ни Казанскому, ни Астраханскому Ханству и действовал без их поддержки, на свой страх и риск. Но покровители у него все же имелись.

Некая тайная сила проявляла заботу о том, чтобы набежчики Валибея не нуждались в боеприпасах. И этой силой не могли быть ни турки, ни татары.

Самым страшным оружием, от которого врагов не спасали щиты и доспехи, людям Валибея служили бронебойные стрелы. Выпущенные из тюркского лука, они пробивали с расстояния в сто шагов пластинчатый панцирь, не говоря уже о кольчуге.

Ковали эти стрелы не степные мастера. Хотя безвестный кузнец придал их наконечникам азиатские черты, сам металл, светлый и необычайно твердый, имел явно германское происхождение.

Дмитрию не раз приходилось иметь дело со смертоносными изделиями немецких оружейников, и он мог безошибочно отличить работу кенигсбергской кузницы от прочих поделок.

Едва в руки боярину попала одна из трофейных стрел степняков, он понял, что судьба уготовила ему встречу со старым, испытанным врагом.

Издыхающий Тевтонский Орден уже не мог сам наносить удары Руси, но всеми силами старался натравить на нее соседей. И, похоже, Братству Девы Марии было все равно, кому из врагов Московии посылать помощь.

Ненависть Ордена к московитам была так велика, что он готов был снабжать оружием даже силы, пребывавшие с католическим миром в состоянии войны.

Сия новость всерьез озадачила Бутурлина. По велению Князя, чтобы проекратить набеги, он должен был выследить посланника Ордена, привозящего зброю татарам, и положить конец его поставкам.

Задача была, не из легких. Для ее осуществления Дмитрию пришлось собрать отряд воинов, владеющих навыками кочевой жизни, и с ним отправиться на поиски тайных тевтонских троп.

Но три месяца, проведенные в степи, не принесли боярину успеха. Бутурлин дважды настигал злокозненного немца, но тому оба раза удавалось избежать расплаты. Татары дорожили своим поставщиком оружия и старательно оберегали его.

В первой же стычке с воинством Валибея, сопровождавшим тевтонский обоз, полегла треть московского отряда, во второй раз степняки сами заманили московитов в западню, выслав им навстречу ложный караван.

Увидев почти незащищенный обоз, идущий по равнине, Дмитрий сразу же учуял подвох, но, поскольку нигде поблизости не было места, где татары могли устроить засаду, решился напасть на врага.

Перебив обозную охрану, люди Бутурлина захватили караван без потерь, однако не нашли в нем оружия. Вместо стрел и мечей татары везли куда-то запасы питьевой воды и провизии.

Измотанные жаждой и голодом, московиты восприняли это как дар судьбы и радостно набросились на добычу. Напрасно Дмитрий увещевал своих дворян не есть и не пить ничего из татарского провианта.

Ратники не решались прекословить ему, глядя в глаза, но стоило боярину отвернуться, в сей же миг припадали к трофейному меху с водой или забрасывали в рот пригоршню найденного в обозе изюма.

Беда не заставила себя долго ждать. К вечеру отряд Бутурлина прекратил свое существование. Те из его людей, что еще не были мертвы, корчились на земле от невыносимой боли.

Предчувствие не обмануло боярина. И вода, и пища в караване были отравлены врагом. Так Дмитрий вновь остался один на один с безжалостной степью.

Здравый смысл твердил, что нужно повернуть назад, но совесть не позволяла боярину предстать пред Государем, не исполнив его наказа. Он не сумел обезвредить врага, потерял доверившихся ему людей…

…Дмитрию осталось лишь с честью умереть. Уже третьи сутки он в одиночестве ехал на восток, туда, где в туманных далях скрылось воинство Валибея. В сознании Бутурлина родился замысел, казавшийся ему самому безумным. Но именно это безумие дарило боярину надежду на встречу с тевтонским врагом.

Для осуществления сей задумки Дмитрий должен был угодить в плен к степнякам. Он знал, тевтонец не откажет себе в удовольствии лично расправиться с убийцей фон Велля, и когда он приблизится к пленнику, Бутурлин отплатит недругу за все его грехи.

Он еще не знал, как осуществить задуманное, но верил, что Господь не оставит его без подмоги. И лишь одна мысль терзала душу боярина, наполняя сердце неизъяснимой болью, — мысль об Эвелине…

…Тогда, в январе, они виделись в последний раз. К вечеру у Дмитрия открылась рана, нанесенная немецким мечом, и он вновь слег. А поутру Польский Король отправился в Краков и увез с собой княжну, не дав ей даже проститься с любимым.

Встреча на замковой стене, так много обещавшая им обоим, закончилась ничем. До степного похода Бутурлин еще верил в то, что им с Эвой удастся встретиться вновь, но события последних дней убили эту надежду…