Идущий - [13]

До Великой Катастрофы, преобразовавшей Мир, не было никакой Пустоты. До Великой Катастрофы на Земле была иная цивилизация, более мощная и развитая. И её создали такие же люди.

2

В библиотеке Ордена стояла тишина склепа, где само Время стёрло в пыль даже кости покойников. Каждый шаг разлетался меж стеллажей, заставленных книгами, плотными комками эха. Длинные ряды, маленькими лабиринтами уходящие в темноту, казалось, расступались, давая осторожным, ирреальным звукам полную свободу.

Драго с благоговением трогал робким взглядом полчища старинных фолиантов, испускавших из себя запах Вечности.

Седовласый монах, чья судьба некогда распорядилась, быть стражем библиотеки, задержал взгляд на том, кому суждено было этой ночью постигнуть час Бдения. Драго почувствовал этот взгляд и постарался придать своему лицу более правдоподобную отрешённость, как и подобает истинному талху.

— Теперь ты остаёшься здесь один, — тихо сказал монах, и эхо, отпущенное на волю, робко зашелестело в самую сердцевину загустевшего меж стеллажей мрака. Помни, эти книги — мозг Ордена, и на некоторое время он останется в твоей власти. Это великая честь. Но и великая ответственность. Помни также, в час Бдения нужно молиться Небу. Позже у тебя окажется достаточно времени, чтобы получить абсолютно все знания, что скрывают эти книги, если, конечно, на то будет воля Провидения.

Голос стража, вкрадчивый, мягкий, хранивший обманчивость маленького огонька, могущего в любой момент превратиться в свирепое, ничем не скованное пламя, замолк. Несколько секунд где–то в глубине библиотеке эхо ещё шуршало полами своего невидимого плаща, но, в конце концов, тишина Вечности впитала и эти звуки. Седовласый старик поклонился и спустя мгновения растворился на выходе.

Драго остался один. Минуту он смотрел вслед охраннику, как будто рассчитывал, что тот передумает и вернётся. Молиться, сказал старый монах. Молиться, чтобы благоденствие коснулось каждого человека Всех Заселённых Земель.

Драго не имел ничего против.

Однако его жгло нетерпение, настоянное на неких смутных, неудовлетворённых терзаниях. Терзаниях, рождённых тем, что он услышал два года назад от Лона, входившего в его группу учеников. Вряд ли их можно было назвать друзьями, Драго держался достаточно обособленно. Тем более, предполагалась, что все талхи братья, и дружба получалась чем–то излишним. Так или иначе, они общались не чаще, нежели с другими молодыми монахами, но Лон тяготел к тому, чтобы нечто, предназначенное не для всех ушей, сообщать именно Драго.

Лон был сыном еретика, казнённого, когда его ребёнку не исполнилось и двух лет. Насколько это было связано с тем, что якобы знал Лон, Драго не мог сказать. Он просто слушал. Наверное, Лон и рассказывал ему так много, что Драго выглядел отрешённей других, и, значит, более надёжным, менее болтливым. Драго слушал, давно поняв к своим годам, что любые слова, несущие какую угодно информацию, не могли взяться на пустом месте. Любая, самая невероятная ересь. Драго к тому же любил анализировать, откуда пошли даже те мнения, которые он с самого начала заносил в ошибочные.

Лон, хоть они и находились в келье одни, говорил шёпотом:

— Можешь не верить, но до Великой Катастрофы люди жили уже несколько тысячелетий. Они создали невиданную цивилизацию, которая и рухнула в результате Великой Катастрофы. Выжило очень мало людей, — Лон помолчал и добавил. — Это знал ещё мой отец.

Драго никак это не прокомментировал, лишь посмотрел на приятеля.

Лон вспыхнул, будто Учитель услышал из его уст ругательство.

— Эти люди, до Великой Катастрофы, были такими же, как мы, очень похожими. Правда, они…говорили на сотне языках, и…и звали их странными именами, совсем не такими, как наши.

На этот раз Драго не смог укрываться шалью всё той же отрешённости:

— Скажи мне, пожалуйста, зачем людям, если они были такими же, как мы, понадобилось столько языков? Куда проще пользоваться одним.

Драго всегда критически относился к любому, даже незыблемому утверждению, втайне он гордился такому отношению к окружающему миру, хотя и стремился подавить гордыню. Он предпочитал лично пройти тот этап, отвечающий за ту или иную истину, и подсознательно понимал, что это просто у него в крови.

Лон смутился, приоткрыл рот, и Драго подумал, что приятель выкрутится. Скажет что–нибудь типа, это одна из загадок Прошлого, которое современники несправедливо нарекли Пустотой. Но Лон выдохнул, тяжело, как–то замучено и признался:

— Не знаю.

Возможно, именно эта искренность зацепила Драго, заставила поверить в то, что такое может быть! Много месяцев спустя, вопреки себе, Драго сам коснулся этой темы каким–то незначительным вопросом. Когда же разглагольствующий Лон услышал более серьёзный вопрос, не поговорить ли об этом с Учителем, он побледнел.

— Не выдумывай! Вообще никому не говори об этом! Никому! Если что, я тебе тоже ничего не говорил, я отрекусь от своих слов, скажу, что на меня наговаривают. Мать как–то сказала, о том, что было до Великой Катастрофы, знают Старх и его Совет. И ещё самое близкое окружение.

— Почему же они не скажут об этом всем талхам? — задал Драго веский вопрос.