Идущие - [69]

Нга-Анга это убедило.

— Я буду собирать травы и делать настой. И воспитывать маленьких, я умею. Меня зовут Нга-Анг, а её — Нга-Аи. Мы останемся.

Нга-Лот принял его, как равного. Споры начались, когда Нга-Анг отказался чтить шамана.

— Я могу то же, что может он. Лечить, выправлять, исцелять. Я тоже кровь от крови Большого, как и ты, как все нга. Почести просто так. Почему он не в становище, а на Горе? Почему мы носим ему плоды и корни?

Нга-Лот рычал:

— Шаман вездесущ! Услышит — будешь проклят. Не думаешь о себе, подумай хотя бы о маленькой. Ей-то как жить в немилости?

Но Нга-Анг всегда защищал Нга-Аи — и в миру, и в ссору, и никто не смел причинить ей вред: проклясть, накричать, взять против воли за ухо или ударить. А теперь он ушёл к Светочу. Теперь многое изменилось. Нга-Лор прижал Нга-Аи к шкурам, набросанным поверх лапника. Он дышал тяжело и часто. В тюремной яме Нга-Тет занёс над задремавшим человеком камень. Нга-Эу, устроив за спиной последнюю вязанку хвороста, отодвинула ветви колючника, чтобы вернуться на тропу. Навстречу ей шагнул чужой. Зелёный огонь светлей выхватил лицо из мрака. Двуглазый! Только не он, а…

— Подожди-ка, милая, — рыжеволосая женщина взяла её за руку. — Есть разговор.

Как и другие, Нга-Эу не понимала Громкую речь, но что-то в тоне заставило её замереть.

VI

Центр — К.:

Ты там спать собираешься?

К. — Центру

С такими нервами не спать, а жрать. Чем я сейчас и займусь.

Центр — К.:

Приятного аппетита.

К. — Центру

Спасибо. Очередной мой одинокий поздний перекус… И вот так сидишь, сидишь, и никто ни солонку не передаст, ни по спине не похлопает, если поперхнёшься. Хоть посиней весь и задохнись. А если приступ аппендицита? Или острое отравление? Что медики — через протоку, как хлеб и молоко, полезут? Чертовы базы в дремучих дебрях слабой сцепки! Ладно, ладно, знаю, что сам подписался, но вечерами всё-таки немного тоскливо и жутко хочется домой.

Центр — К.:

Не грусти. Бутерброд в помощь. Сытый желудок немного примиряет с работой — знаю, что говорю…

К. — Центру

Сделаю шесть. Тут и расстройство, и ужин пропущенный… Две-е-ери. Что за ерунда там с камерами? Только что всё работало, ну дурацкий день же… Кэп, я отойду в техотсек. Похоже, транслятор глюкнул.

Нга-Логу снится Яма. «В следующий раз, — утешает его чужая двуглазая Нга-Аи, смотря прямо и насквозь. — В следующий раз…». В следующий раз — чего? Нга-Аи говорит на Громкой речи. Нга-Лог понимает это, лишь проснувшись, с быстро колотящимся сердцем, весь взмокший и настороже. Во сне он был Громким. Как это?

За белыми шкурами стен тихо шелестят шаги. Шаман. Где-то дальше он поднимает один из пологов, который скрипит, как сухое дерево, и куда-то заходит. Нга-Лог — в тайной хижине.

Сломанная нога не болит, но в глотке сухо и горько. Нга-Лог тянется в листку и когтю, чтобы начертать знак просьбы: пить. Он поспал мало. От трав кружится голова, но несильно, терпимо. Сможет ли встать на повреждённую ногу и дохромать до своего спасителя, чтобы попросить воды…

Он теперь совсем как Нга-Тет. Тот тоже, наверное, чувствовал это — беспомощность. Сильный охотник, по неудачной случайности ставший стариком преждевременно, озлобившийся, дряхлый, бесполезный. Нга-Лог вздрагивает. Нет, он так не хочет. Но шаман обещал, что нога заживёт. Шаману Нга-Лог верит.

Встает он без боли. Признак уже начавшегося исцеления или всё ещё действие трав? Палки и лоза крепко, но деликатно стягивают ногу, как если бы вдруг на ней вырос панцирь. Только в колене её не согнуть и не разогнуть. Приходится хромать, держась за стены. Они гладкие и холодные, и Нга-Лог думает, что не знает ни одного животного, которое носило бы такие шкуры. Некоторые поверхности блестят, как вода или Светоч, странно выступают вперед, имеют наросты и выпуклости. Серый плоский камень пуст: шаман убрал всё то, чем он лечил Нга-Лога. Наверху, над самой головой, что-то мерно гудит, тлеют огни в прозрачных коконах, тянутся, извиваясь, белые ветви, уходящие в норки в стенах. Нга-Лог ищет взглядом выход.

Вот он — твёрдый полог, почти неотличимый от стен. Сбоку у него выпуклость, куда очень удобно помещаются пальцы. Нга-Лог цепляет её свободной рукой — второй держит коготь и свёрнутый лист со знаками. Что-то снова щёлкает, поддается, полог откидывается, но не сминаясь, а отходя вбок. Такой полог, плотный, намного лучше, чем тонкий и сплетённый из трав: через него не задувает ветер, не проберутся насекомые. В хижине становища он бы пригодился… Снова стены, снова пространство, длинное, светлое, а на стенах — другие пологи, и воздух тоже сухой, как скребущее ощущение в горле. Где искать шамана? Нга-Лог решает идти на звуки.

За первым же пологом, полуоткрытым, что-то шумит и бряцает, но никого нет — только острый, едкий сладковатый запах, несколько крупных, по пояс Нга-Логу, белых камней, и в одном из них, с прозрачным глазом посередине, вертятся и летают, омываемые мутной водой, всполохи разноцветного. Тесная тёмная маленькая хижина внутри хижины большей — Нга-Лог заглядывает, морщит нос на запахи и возвращается. Он явно подсмотрел какой-то ритуал, но ничего в нём не понял. За вторым пологом стоит гул, нудный и громкий. По стенам бегут разноцветные лозы и тянутся к непонятному нагромождению, в котором вспыхивают, как светли или глаза, многие огоньки. Следующие несколько пологов не убираются — сцеплены со стеной, закрыты, и Нга-Лог напрасно ковыряет выпуклости, ожидая, когда щёлкнет. Откуда-то пахнет едой. Пустой живот урчит — голодно, но без разрешения шамана лезть в его припасы не годится. Мягкий свет падает на стены впереди. Он огнистый, словно пламя очага, но не такой густой и не жаркий. Там ещё один полог, он убран, и Нга-Лог, заглянув, видит лежанку, застеленную песочного цвета шкурами, широкую шкуру на полу и множество причудливых вещей — висящих, стоящих и лежащих, плетёных из веток, сделанных из дерева, слепленных из листьев и коры и украшенных неизвестными знаками. Прозрачных, словно бы из застывшей воды, и тех, которым Нга-Лог не может подобрать определений и сходств. Огонь тепло горит в большой чашечке цветка. Сбоку от него ровно держится лист, а с листа на Нга-Лога смотрят лица.