Иду в неизвестность - [36]
Стояла морозная, но безветренная погода. Половинка луны матово освещала окрестности. Высоко в темпом небе переливчато играли своим призрачным светом сполохи.
Громко, чтобы слышно было всем, Седов начал рассказывать о дне зимнего солнцестоянии, о вращении Земли. Вереница стянулась в плотную кучу. Сзади остались лишь Максимыч с механиком. Захаров в прогулках до Столбового не участвовал, ему этот путь в два километра казался слишком далёким.
Выслушав рассказ Седова, матросы задали ему много вопросов.
Исчерпав эту тему, разбились по группам, заговорили о своём.
По мере движения люди делались оживлённее.
А когда шли уже назад, к судну, Шестаков озорно и звонко затянул вдруг, окая по-архангельски, па всю округу:
Хриплый голос боцмана подхватил:
Не успели отсмеяться, как увидели вдруг впереди странную иллюминацию: по всему борту, по мостику и поверху, по вантам «Фока» засветился огоньками. Два огня побольше вспыхнули внизу у борта.
— Уж не пожар ли, мать честная! — испуганно воскликнул Максимыч.
— Не волнуйтесь, друзья, — весело сказал Седов, — это не что иное, как начало сегодняшнего судового праздника — морского праздника зимнего солнцестояния.
— Ишь ты! — восхитился Шестаков. — Ровно у нас в Соломбале на рождество…
Грохнул выстрел гарпунной пушки, будто призывавший всех поскорее присоединиться к сияющему празднику огней.
Невольно прибавили шагу, не сводя глаз с маленького лучезарного «Фоки», сияющего весёлыми живыми огоньками посреди чёрной пустыни. Казалось, тьма вокруг стала гуще. Лишь мягкие жёлтые отблески отражалась на снегах на пути к судну да выделилась диковинными, будто мраморными переливами скала неподалёку от трепетавшего огоньками корабля.
Оживлённо гудящей толпой подошли к «Фоке» и разглядели, что он был расцвечен огнями плошек с жиром и двух пылающих по обе стороны от трапа смоляных бочек.
Перед входом на трап пришедших встретила, к их вящему изумлению, диковинная процессия: одетые в рогожные одёжки поверх полушубков, с изукрашенными до неузнаваемости лицами грозный морской царь с кудельной бородой, в серебристой картонной короне поверх шапки и с трезубцем, зажатым в толстой рукавице, его герольд в высокой самодельной из мешковины шапке наподобие боярской, изогнувшийся подобострастно, царица вздорного вида, разодетая в какие-то тряпки, с круглыми ярко-красными пятнами румян на щеках — в ней можно было узнать Коноплёва — и два страшных чёрта с вымазанными сажей лицами, похожие на кочегаров Кузнецова и Коршунова.
Герольд величественным жестом остановил подошедших и голосом Лебедева объявил титул морского царя, поведя в его сторону рукой:
— Перед вами царь Нептун Полярный, повелитель вод арктических, князь Карский, Беломорский и Новоземельский, Президент снегов, и льдов, и ветров, и ближайших всех морей. А я — слуга его Борей!
Нептун пристукнул трезубцем и грозно, рычащим голосом Линника осведомился, кто такие, да что за судно здесь стоит.
Выступив вперёд, Седов, сдерживая улыбку, представился, назвал судно:
— Экспедиционный корабль «Святой мученик Фока»!
— А, не раз я мял ему бока! — проворчал Нептун. Он предъявил начальнику экспедиции свои обвинения:
Весело сияют озарённые огнями лица зимовщиков. Всюду пар от дыхания. Не чувствуется и мороз.
объявил Нептун.
Седов согласился с требованиями морского царя, достал из нагрудного кармана и вручил ему список тех, кто не бывал прежде за Полярным кругом.
Первым черти схватили Кушакова.
Под крики и хохот зрителей каждому, кого крестили, кидали за ворот ковшик воды со льдом, а лица вымазывали сажей.
И началась кутерьма.
Ничто не спасало: ни отговорки, ни попытки хитростью проскользнуть мимо чертей на судно.
— Ха-ха-ха, ох-хо-хо! — надрываются от смеха матросы.
Досталось капитану Захарову, смешно заахавшему от полученного за шиворот льда. Дурашливо завопил так, что залаяли собаки, «окрещённый» Шестаков.
Весело, громко смеялся Седов. Держался за бока Зандер-старший. глядя, как крестят черти его младшего брата, охал от смеха Максимыч.
Боцмана Инютина с видимым удовольствием окрестил сам морской царь, всыпав ему двойную порцию льда за воротник.
За обедом в украшенных разноцветными флажками и фонариками кубрике и кают-компании вкусно запахло пельменями, пирожками. Была подана и селянка из консервированных овощей, а на сладкое — компот.
После дневного сна Седов предложил всему экипажу вновь одеться и выйти на лёд. Опять запалили огни иллюминации.
Вынесли все имевшиеся на судне лыжи — десять пар, и Георгий Яковлевич объявил лыжные состязания в честь судового праздника открытыми.
