Иду в неизвестность - [23]

Не чурался Георгий Яковлевич поморских кормщиков, опыт и советы которых помогли ему лучше сориентироваться в огромной незнакомой бухте и быстрее произвести необходимые работы. Тогда же узнал Седов и старика

Лоушкина. Умудрённый жизнью мореход сразу расположился к умному, опытному штабс-капитану — гидрографу, хорошему моряку, весёлому и душевному человеку, умевшему уважительно относиться к старшим и ценить их опыт. Известный на Севере капитан, выходец из простой поморской семьи, Лоушкин потому ещё тепло относился к Седову, что видел в нём, в сущности, простого человека, рыбацкого сына.

«Не рвись высоко да не торопись, — отечески советовал ему Осип Максимович, намекая на недворянское происхождение Георгия Яковлевича, — а то ведь и не заметишь, как подсекут. Они не потерпят тех, кто скоро наперёд их вырывается…»

А что же Седов?

Нет, Седов не желал приспосабливаться, ощущать себя в низшем чем кто-либо достоинстве. И он дал это однажды понять, да не кому-нибудь, а самому архангельскому губернатору Сосновскому, камергеру императорского двора. Тогда, по приезде в Архангельск, Седов явился к губернатору, чтобы представиться. Это делали все, кто прибывал в губернию по каким-либо значительным делам. Губернатор принял его в своём домашнем кабинете. Он заинтересовался работами на Новой Земле, острове, входившем в состав подчинённой ему губернии, и просил подробнее рассказать о них. В кабинет вошла жена губернатора, Любовь Семёновна, не молодая, но ещё и не старая приветливая женщина. Ей захотелось познакомиться с Седовым, популярным гидрографом, и губернатор представил жене Георгия Яковлевича. Поговорив с любезным штабс-капитаном, Любовь Семёновна пригласила его назавтра отобедать к ним в обществе уважаемых и приятных людей.

— Позвольте мне быть с женою? — сказал тогда Георгий Яковлевич.

Сосновский небрежно махнул рукой и, как показалось Седову, не без высокомерной нотки в голосе бросил:

— Ну, это не обязательно!

Когда к дому, где квартировали Седовы, подкатил назавтра Галахов в губернаторской коляске, Седов ехать к обеду отказался. Почувствовав себя уязвлённым, он не откликнулся и па приглашение губернатора зайти к нему накануне отплытия экспедиции, сослался на недостаток времени. Но вечером того же дня Седов нашёл время, чтобы выступить перед членами Архангельского общества изучения Русского Севера с сообщением о своей экспедиции к устью Колымы.

Конечно, и он, в свою очередь, поступил некрасиво, отчасти оскорбив своим поведением губернатора. И Георгий Яковлевич понимал это, но поделать с собою ничего не мог.

При встрече назавтра на пароходе «Королева Ольга Константиновна», куда Сосновский прибыл, чтобы проводить первых поселенцев и строителей Ольгинского посёлка в Крестовой губе, Седов учтиво поздоровался с губернатором, но не извинился.

Закончилась экспедиция. Вернувшись в Петербург, Георгий Яковлевич представил итоги нелёгкой работы — отчёт, карты, вычисления.

Вилькицкий, начальник Главного гидрографического управления, ознакомившись с материалами, дал им очень высокую оценку и похвалил Седова. Но тут же велел дать объяснение по поводу неявки к архангельскому губернатору седьмого июля. Оказалось, что губернатор написал Вилькицкому обо всём и просил «не присылать больше, если возможно, названного офицера на работы в Архангельскую губернию, пока я нахожусь во главе её управления».

Седов получил выговор по службе.

Вскоре Сосновский осуществил давно желаемое — перевёлся поюжнее, в Одессу.

Не случись этого, неизвестно ещё, удалось ли бы вообще в этом году выйти готовившейся в Архангельске экспедиции к полюсу.

При подготовке полюсной экспедиции Седов тоже замечал высокомерное к себе отношение со стороны губернских чинов. Но теперь этого отношения, да и самих этих чинов, он старался не замечать и в служебные связи с ними входил по самой крайней необходимости.

А вот морское министерство, флотские аристократы… «Прав был, пожалуй, Лоушкин: эта-то «белая кость» не желает считать меня равным», — размышлял иногда Седов, вспоминая беседы с капитаном. И хотя из штабс-капитанов по адмиралтейству его перевели в старшие лейтенанты флота, в звание хотя и равное, но считавшееся более почётным и славным, — это повышение, понял теперь Седов, было сделано ему как бы в компенсацию за то, что он, кто более других желал и достоин был участвовать в экспедиции Северного Ледовитого океана на «Таймыре» и «Вайгаче», не только не возглавил один из кораблей или хотя бы группу исследователей, но вообще не был допущен к участию в этом. Быть может, ему уготовили другое большое дело на Севере? Не было и‘ этого. Неожиданно Седова отправили в 1911 году на съёмки побережья Каспийского моря, с которыми мог бы справиться любой поручик-гидрограф. А Северный Ледовитый океан с его неоткрытыми островами, а стало быть, и грядущая честь первооткрывателей — не для «чёрной кости». Для этого найдутся и «благородные» чины. Один из пароходов экспедиции получил в командование Борис Вилькицкий. Он ведь Вилькицкий! Сын начальника Главного гидрографического управления!

Это тихое, молчаливое отстранение Седова от желанной работы, которой он отдавал всего себя не ради наград, было ещё одной попыткой поставить хотя и талантливого, но не «благородного» чина на место. Седов отлично это понимал. И в немалой степени по этой причине задуманная им и начавшаяся уже экспедиция к полюсу являлась делом его чести. И потому он торопился.