«Иду на красный свет!» - [9]

Ранняя весна была прекрасна. Земля пробудилась, реки очистились от льда, широко разлившиеся полые воды неслись поверх плотин, старушки продавали на улицах букетики первых подснежников.

Дождливый апрель отступал нехотя.

На площади кучера накрывали лошадей тяжелыми мохнатыми попонами и с брюзжанием забирались в фиакры. Дождь лил несколько суток. Лошади стояли понуро и время от времени фыркали. Торопливо бежали по улицам пешеходы. Дамы изящно перешагивали лужи, до щиколоток приподнимая длинные широкие юбки. Все как-то по привычке жаловались на насморк. А дети с радостными криками выбегали из окрестных домов, босиком носились по лужам, сооружали запруды.

Когда дожди кончились, во дворах появились нищие бродяги, точильщики, гадалки, которые по руке предсказывали судьбу.

Бойко и дерзко чирикали воробьи.

На чердаке, в дровах и стружках, оставшихся после работы, в ворохе ивовых прутьев, заготовленных отцом, шуршали мыши.

Матушка не раз вспоминала, что первое мая 1904 года было воскресенье. В этот день отцу пришлось бежать на другой конец города, за реку, чтобы привести повивальную бабку — пани Тршискову.

В заречной части города находилась больница, богадельня, кладбище при костеле «У святой Троицы», Дратовская мельница и казармы. К самой воде спускались низкие дворы, из которых по утрам выгоняли на пастбище коров. На окраине города стоял трактир под названием «На винограднике». В воскресенье сюда парами приходили служанки, подмастерья играли там в кегли, а солдаты второго пехотного полка мерились силой с ополченцами и коренастыми конюхами из военных казарм.

Итак, первое мая 1904 года было воскресенье. Особое воскресенье. Не похожее на другие. Не такое, как обычные воскресные дни в нашем городе и в других городах, во всем мире. Это было Первое мая, праздник трудящихся.

Город изменился до неузнаваемости. В воздухе словно нависло грозное ожидание. В этот день господа отсиживались по домам, а торговцы готовы были закрыть свои лавки, если б дело дошло до беспорядков. Из-за кружевных занавесок испуганно, хотя и не без любопытства, выглядывали господские дочки. Они хотели увидеть настоящих социалистов…

Социалисты собирались около нашего дома. Как раз напротив находился трактир под названием «Университет», во всей округе его называли также «Рабочим домом». На головах у мужчин были черные широкополые шляпы, в петлицах пиджаков алели гвоздики. По большей части сюда ходили подмастерья из сапожных и портняжных мастерских, рабочие небольших местных заводов. И женщины с табачной фабрики.

Участники майской демонстрации выглядели торжественно и строго, словно понимали, что за ними — будущее мира.

Симпатии отца были всецело на их стороне. Но в этот день ему пришлось заниматься совсем другим, и простительно, что он не замечал происходившего на улицах.

Вскоре после того, как он вернулся, а следом прибежала пани Тршискова, когда на улице запели: «Над миром знамя наше реет», тут вот и появился на свет я. В комнате запахло фенхелем и ромашкой, как и два года назад, когда родился мой брат. В честь отца его назвали Эдуардом.

Потом в нашем доме каждые два года наступал момент, когда пахло ромашкой, и ее слабый запах смешивался с горьковатым запахом ивовых прутьев — связанные снопами, они лежали во дворе прямо против наших дверей.

Первого мая матушка обычно открывала окна в шестом часу утра, и было слышно, как там, наверху, на галерее башни городского собора, на высоте семидесяти метров, играла капелла пана Шимы, и звуки музыки разносились во все стороны.

Начинался новый век. Однако жизнь сохраняла еще немало примет уходящего столетия. Старое нехотя сдавало свои позиции. Новое пробивало себе дорогу тяжело и трудно.

Украшением города были тогда еще солдаты. Они носили усы, одевались в синие и зеленые мундиры, серые и красные рейтузы, ходили со штыками и с саблями на боку, в петлицах у них красовались обозначения рода войск.

Быть солдатом казалось прекрасным. Но время от времени солдат одевали в полевую форму, и они начинали думать о сражениях, о запахе крови и порохового дыма.

В начале мая 1904 года в мире не происходило никаких особых событий. Неспокойно было лишь на Дальнем Востоке, где бушевал пожар русско-японской войны. Злосчастная война, имевшая для России печальный исход. Простой народ не хотел воевать. Кому нужны войны? Ведь не простому люду. Их затевали жаждущие славы правители, честолюбивые дипломаты и военнопромышленники. А русская военная машина к тому же была неповоротливой и прогнившей. Тем не менее всемогущий царь воображал, будто Япония получит хороший урок.

Уже в конце апреля России был нанесен первый серьезный удар. Флагман броненосец «Петропавловск» наскочил на японскую мину и взлетел на воздух. Погибла почти вся команда. В том числе адмирал Макаров, командовавший русскими морскими силами. И это была не последняя катастрофа. В этой злополучной войне России суждено было до дна испить горькую чашу поражения. Гибли солдаты, сменялись генералы. На арене военных действий появлялись новые имена. Кондратенко, генерал Стессель, адмирал Рожественский и японские адмиралы — Того и Камимура. Карикатуры на низкорослых японцев не сходили со страниц газет.