«Иду на красный свет!» - [136]

Новомеский, наверное, был бы выдающимся поэтом, имей он и другую профессию — будь он учителем или просто профессиональным журналистом, работающим в какой-то газете. Но он был коммунистом. Его поэтическое творчество предстало бы более объемистым, издай он в дальнейшем еще много интересных книжек. Но его подгоняло внутреннее беспокойство, то, что восставало в нем против всего старого и что соглашалось с каждой новой ценностью, с каждой новой блестящей мыслью и со всем, что открывало перед ним новые горизонты. Он никогда не довольствовался малым. Все, что он делал, он должен был делать всерьез, честно, со всей ответственностью и с полной отдачей. И в этой широте интересов, задач и работы — его значение. В этом его лицо, в этом характерность явления — цельность личности, в которой Новомеский реализовал себя как художник, как поэт и как политик.

Современная словацкая поэзия имеет в лице Новомеского своего основоположника. Словацкая социалистическая литература имеет в его лице своего зачинателя. Наша революционная рабочая журналистика, политическая и культурная публицистика имеют в его лице блестящего представителя.

Политическую мудрость, дальновидность, решительность и целеустремленность, о чем свидетельствует и данная книга, Новомеский особенно отчетливо проявил во времена тисовского государства и главным образом в период Словацкого национального восстания.

Поэзия, публицистика и политика были для него единым фронтом, даже если он сознавал, что они имеют свои особенности и законы, которые нельзя смешивать. Общее он видел в том, чтобы понимать время и его нужды, отвечать на его требования, постигать действительность в ее основных чертах, проникать в ее сущность, идти вместе с новым и революционным, расширять каждым словом и каждым поступком масштабы человечности, социалистического гуманизма и отправлять на свалку истории все отжившее, старое, извращенное и бесчеловечное.

Так в общих чертах можно было бы охарактеризовать полвека плодотворной и неутомимой работы, которой Новомеский посвятил свою жизнь. От нее остается это свидетельство, свидетельство выразительное, даже если и обрывочное и неполное. Потому что никому не уловить то, что стоит за напечатанным, те минуты и мгновения, которые Новомеский провел за редакционным столом, в типографиях над колонками гранок… Новомеский вносил свое понимание полиграфии в газеты, в которых работал. В среде своих друзей из художественного мира, изучая жизнь рабочих, почерпнул он не один импульс для своих раздумий, чуждых всякой рафинированности, надуманному эстетизму и честолюбию, стремящемуся к поверхностной славе. Никому не дано запечатлеть те минуты, которые Новомеский прожил в поездах между Братиславой и Остравой, между Братиславой и Прагой, между Прагой и словацкими областями… Никому не дано запечатлеть бессонные ночи над клочками бумаги, на которых поэт набрасывал карандашом строки стихов, концентрирующих в себе поэтическое познание мира. Не забудем о часах и днях, проведенных за решетками тюрем, куда он был заключен за рабочее дело, за рабочую правду, за интересы людей, за социализм и коммунизм.

Как в творчестве и жизни всякого большого человека, так и в творчестве и жизни народного писателя Ладислава Новомеского грядущие поколения будут находить ключ к пониманию нашей эпохи, ее борьбы, противоречий и контрастов. Они найдут здесь благородство духа, ставящего на карту самого себя и ни на минуту не допускающего мысли, что можно прекратить борьбу за высокие цели человечества, страны, своего народа, государства.

1973 г.

Перевод И. С. Граковой.

Рассказ об Эдуарде Урксе

Где-то в году двадцать четвертом я впервые встретился с именем М. Ц. Бисс. В те годы я думал, что писателя делает писателем необычное имя. А если перед таким именем стоят еще две буквы — это нечто достойное зависти, что открывает талантливому адепту литературной славы путь к успеху. Я завидовал каждому, кто мог подписываться Ф. К. Шальда, Г. Д. Уэллс, Д. Б. Шоу, Л. Н. Толстой, А. И. Куприн, Ф. К. Вайскопф или А. М. Пиша, и был убежден, что людям, которым достались подобные имена, быть может, уже с рождения предопределено сделаться художниками. Как буднично по сравнению с этим звучали имена Ярослав Гашек, Мария Пуйманова или Йозеф Гора.

С восемнадцати лет я жил в Братиславе и с именем М. Ц. Бисс встречался в коммунистических газетах, таких, как «Правда худобы» или «Спартак»{306}, и в литературных журналах, таких, как «Младе Словенско». Молодой литературный критик, перо которого было острым как бритва, а статьи полны сарказма по отношению ко всему, что в литературе представляло консервативное крыло, очевидно, недолго верил в волшебную силу своего псевдонима и вскоре начал подписываться Эдуард Уркс. Это был студент философского факультета Карлова университета в Праге. Его можно было там встретить не только на лекциях, но и на вечерних дискуссиях Вольного общества студентов-социалистов из Словакии{307} наряду с Владимиром Клементисом, Даниэлем Окали, Яном Поничаном и другими. Все эти члены «Вольного общества» вскоре стали коммунистами. Наряду с политикой все они были увлечены искусством и литературой. В выходных сведениях первых двух номеров «Дава», вышедших зимой 1924 и весной 1925 года, значится: редакция и администрация — Эдуард Уркс, Прага-Бубенеч.