«Иду на красный свет!» - [131]

Для столь широкого диапазона жизненной позиции Карел Конрад владел почти всеми разнообразными жанрами публицистики и литературы. Он относился к ряду таких мастеров, как Ян Неруда, Ярослав Гашек или Карел Чапек, с которыми мог сравниться и по глубине интереса к общественным проблемам. Он был журналистом нашей красной печати — и всегда был больше чем только журналист, он был писателем нашего послевоенного авангарда — и всегда был больше чем просто писатель. Он никогда не писал ради развлечения, ради возвышенных чувств или ради денег, хотя честолюбиво стремился к тому, чтобы читателю не было скучно. Он умел писать живо и интересно даже о вещах самых обыкновенных, печальных и возмущающих. С помощью литературы он не разбогател, писательский труд не был для него бизнесом, это была его человеческая судьба.

Десятки лет был он в наших рядах, под нашими знаменами. Не временный попутчик, а верный и убежденный участник нашей каждодневной борьбы за жизненные ценности и великие цели человечества.

Эти исторические факты не результат каких-то тенденциозно отобранных воспоминаний. Они живут в книгах Конрада, в его «Рисунках пером», в его «Эпистолах» и «Лаврах», в его «Фанфарах и погребальном звоне», в его шахтерской элегии «Вместо красных роз», в тех маленьких и прелестных книжечках, к которым мы будем возвращаться как к свидетельству современника нашей эпохи, — свидетельству, в котором бьется большое и полное любви сердце, озабоченное судьбами других, в котором резко проступает бидловский сарказм и язвительная ирония по адресу политического сводничества, в котором звучит напористый голос художника справедливого, ненавидящего фальшивую прогрессивность, лицемерие, фразерство и демагогию. И нежный, глубоко человечный лиризм, завоеванный полным страданий путем, пройденным молодежью, втянутой в первую мировую войну.

Этой резкостью, агрессивностью и политической сопричастностью, направленной против всевозможных разновидностей мещанства, Карел Конрад был близок как Гавличеку, так и Чапеку, Нейману или Гаусману{300}. А его пейзажи, столь восхитительно передающие красоты чешской или словацкой земли! А искусство портрета, наиболее полно проявившееся в его очаровательной книжке о Божене Немцовой и об их родном крае! А его юмор, остроумие, глоссы, всегда направленные на сущность искусства!

В истории чешской культуры не найти равных тем динамическим годам после первой мировой войны, которые породили поколение художников, столь однородных и близких друг другу по своему ощущению жизни и художническому кредо, и притом столь своеобразных, имеющих весьма характерные отличия. Таким был и Карел Конрад. И если я обратился к его истокам, то нельзя забыть и о Ванчуре, с которым у них общей была строгость выразительных средств, внимание к слову, стремление к тому, чтобы оно было пластичным, сочным, выразительным.

Он написал интересные слова о себе и своих друзьях в статье «Путь моего поколения»:

«Мир явился нам после 28 октября 1918 года, словно парабола вновь разгорающегося дня, благоухающего утра, на горизонте которого восходило пленительно сияющее солнце, яркое, потому что было выкупано в крови вчерашней зари. Едва мы после 28 октября скинули с себя австрийский мундир, как слишком быстро узнали, что все, о чем мы так страстно мечтали в «австрийском рабстве» как о чем-то естественном и что было обещано народу в революционные октябрьские дни, — все это ложь, обман и мошенничество.

И тогда, утратив иллюзии по поводу справедливости, мы почувствовали, что вся эта милая резня была лишь делом капитализма, власти, эксплуатации. И мы, извлекшие урок из жертв войны и обмана «освобождения» чешского народа, вдохнули в себя дурманящий воздух большевистской революции.

Благодаря ей наше поколение было буквально спасено от отчаяния неверия. И таким образом поколение, обманутое в своих мечтах, вновь морально как бы воскресло благодаря вере, и это была вера в наиболее радикальный социализм, в ту единственную идею, которая принесет человечеству счастье в новом обществе, лишенном эксплуататоров.

Из обманутых чаяний в годы после переворота, из нашей непоколебимой надежды, окрепшей благодаря примеру большевистской революции, вырастала наша новая литература…»

Литературой, которую он создавал, новым ви́дением мира, противодействием «правящей демократии» и махинациям правящей буржуазии, Карел Конрад походил на Незвала, Библа, Фучика, Ванчуру, Ежека и всех прочих бунтарей, «объединенных под широкополой шляпой С. К. Неймана», как говорил Библ в одном из своих стихотворений.

Конрад шел этим путем, и его творчество именно таково. Оно не терпит иных толкований, его нельзя извратить, интерпретировать иначе.

В лице Карела Конрада ушел также основатель сатирического журнала «Трн»{301} и революционный журналист, колыбелью богатого публицистического творчества которого были такие газеты и журналы, как «Руде право», «Руды вечерник», «Пролеткульт», «Сршатец»{302}, «Творба», «Гало-новины» и другие. Конрад работал в этих изданиях с их основания после первой мировой войны вплоть до периода после освобождения.