Идиллия Белого Лотоса - [34]

А теперь, — прощай, солнце садится, и они сейчасъ придутъ за тобой. Приготовься ко всему!

Онъ ушелъ. Но я продолжалъ лицезрѣть истину, и свѣтъ славы ея не скрылся изъ моихъ очей. Жаднымъ взглядомъ ловилъ я чудное видѣніе, стараясь удержать его въ своей душѣ…

Меня разбудило чье-то прикосновеніе; я вскочилъ, озираясь, и увидѣлъ Агмахда, стоявшаго у моего изголовья. При видѣ его меня мгновенно охватило тревожное чувство: я понялъ, что часъ борьбы насталъ.

Жрецъ смотрѣлъ на меня серьезнымъ, сосредоточеннымъ взглядомъ, глаза его горѣли огнемъ, котораго я раньше никогда еще не видалъ въ нихъ; но лицо его было не такъ холодно, какъ обыкновенно.

— Сенса, готовъ-ли ты? — спросилъ онъ тихимъ, но яснымъ и рѣжущимъ, какъ сталь, голосомъ. — Наступающая ночь — послѣдняя ночь Великаго Праздника. Когда ты былъ съ нами въ послѣдній разъ, на тебя нашло безуміе; и нелѣпыя измышленія твоего разстроеннаго мозга довели тебя до изступленія. Сегодня-же я требую отъ тебя безусловнаго повиновенія, какое ты оказывалъ мнѣ до сихъ поръ; ты намъ необходимъ, такъ какъ сегодня должно совершиться великое чудо, и ты долженъ остаться совершенно пассивнымъ, иначе будешь жестоко страдать. Если же не будешь покоренъ по старому, то умрешь: такъ положилъ совѣтъ десяти. Ты слишкомъ глубоко проникъ въ тайны жреческаго знанія, чтобы мы тебя оставили въ живыхъ, если только ты не присоединишься къ намъ. Предстоящій тебѣ выборъ не представляетъ затрудненій и такъ, рѣшай скорѣе!

— Мой выборъ — сдѣланъ, — отвѣтилъ я.

Онъ пристально, внимательно глядѣлъ на меня. Я прочелъ мысли, занимавшія его въ эту минуту: онъ ожидалъ найти меня истощеннымъ продолжительнымъ постомъ, измученнымъ полнымъ одиночествомъ, разбитымъ душой и тѣломъ; а вмѣсто того, онъ видѣлъ меня непреклоннымъ, бодрымъ, безстрашнымъ. На самомъ дѣлѣ, я чувствовалъ въ своей душѣ жаръ небеснаго огня, а за своей спиной — всю силу великаго воинства славы.

— Смерть мнѣ — не страшна, — продолжалъ я: — Я не хочу больше служить орудіемъ въ рукахъ горсти честолюбивыхъ людей, ради достиженія своихъ низменныхъ цѣлей губящихъ царственную религію Египта, единственно великую религію истины. Я понялъ ученіе, которое вы преподаете народу, видѣлъ чудеса, которыми вы его одурачиваете, и больше я вамъ не помощникъ! Я сказалъ.

Агмахдъ продолжалъ стоять неподвижно, не сводя съ меня проницательныхъ глазъ своихъ; только лицо его стало еще холоднѣе, а выраженіе его — непреклоннѣе, точно это была изъ мрамора высѣченная статуя, а не человѣкъ. Мнѣ пришли на память произнесенныя имъ въ роковую ночь въ святилищѣ слова: — Я отрекаюсь отъ того, что дѣлаетъ меня человѣкомъ — и въ эту минуту я понялъ что отреченіе было, на самомъ дѣлѣ, полное. Мнѣ было ясно, что мнѣ не будетъ пощады, что я имѣю дѣло не съ человѣкомъ, а съ безусловно себялюбивой и желѣзной волей, облеченной въ человѣческую форму.

Послѣ небольшой паузы онъ произнесъ невозмутимо:

— Пусть будетъ по твоему. Я передамъ твой отвѣтъ совѣту Десяти, который и сдѣлаетъ соотвѣтствующее постановленіе; такъ какъ твое положеніе въ храмѣ не уступаетъ моему, то ты по праву будешь присутствовать на общемъ совѣщаніи. Это будетъ борьба между нашими соединенными силами и твоей одинокой силой, между нашей общей волей и твоей обособленной волей. Но предупреждаю тебя: тебя ждутъ страданія. — Онъ повернулся и удалился изѣ моей комнаты тѣмъ медленнымъ, величественнымъ шагомъ, который такъ очаровывалъ меня въ дѣтствѣ.

Я не испугался, но почему-то не могъ ни думать, ни соображать, а потому, въ ожиданіи грядущихъ событій, сѣлъ на свое ложе; сознавая, что наступаетъ часъ, когда мнѣ потребуется вся моя духовная мощь и физическія силы, я сидѣлъ, не шевелясь и не думая, чтобы не расходовать по пусту накопившуюся во мнѣ за это время энергію.

Вдругъ передо мной блеснула яркая звѣзда, формой своей напоминавшая цвѣтокъ лотоса. Пораженный этимъ страннымъ явленіемъ и прельщенный красотой звѣзды, я вскочилъ на ноги и бросился къ ней; она стала удаляться отъ меня и вдругъ исчезла, словно прошла сквозь дверь, ведшую изъ моей комнаты въ коридоръ; боясь потерять ее изъ вида, я побѣжалъ вслѣдъ за ней и толкнулъ дверь, которая сейчасъ-же поддалась и отворилась. Очутившись на волѣ, я не сталъ ломать себѣ головы надъ вопросомъ, почему дверь оказалась не на запорѣ, а пустился вдогонку за звѣздой, свѣтъ которой все разгорался; вмѣстѣ съ этимъ очертанія ея становились все рѣзче, такъ что я ужъ различалъ бѣлые лепестки царственнаго цвѣтка, въ золотисто желтомъ центрѣ котораго сверкалъ ведшій меня свѣтъ.

Охваченный какимъ-то непонятнымъ нетерпѣніемъ, я быстро спускался по большому, темному проходу, направляясь къ центральнымъ храмовымъ дверямъ, стоявшимъ настежь раскрытыми; звѣзда скользнула черезъ нихъ наружу, я послѣдовалъ за ней и очутился въ аллеѣ изъ загадочныхъ изваяній.

Я почувствовалъ внезапно, но ясно, что у наружныхъ воротъ храма кто-то стоитъ и зоветъ меня къ себѣ, и я побѣжалъ по аллеѣ, самъ не зная, куда и зачѣмъ, но въ то-же время отчетливо сознавая, что обязанъ идти на этотъ зовъ.

У большихъ запертыхъ воротъ тѣснилась громадная толпа народа въ ожиданіи заключительной церемоніи Великаго праздника, которая должна была имѣть мѣсто въ эту ночь въ предѣлахъ самого храма. Люди такъ жались къ воротамъ, что мнѣ казалось, будто я — среди нихъ. Ища глазами приведшую меня сюда звѣзду, я увидѣлъ Царицу Мать, стоявшую рядомъ со мной съ горящимъ факеломъ въ рукѣ, и понялъ, что его то пламя я и принялъ за звѣзду. Итакъ, привела меня сюда она, свѣтъ жизни. Она улыбнулась и моментально скрылась; я остался одинъ передъ столпившимся у воротъ народомъ; я, обладавшій безцѣннымъ сокровищемъ истиннаго знанія, стоялъ передъ погруженнымъ въ мракъ невѣдѣнія народомъ, пришедшимъ учиться у своихъ жрецовъ…