Иди и умри - [34]

– Сюда садиться? – услышал Струге через стекло.

– Ага, пока сюда, – послышался голос Вадима.

Надеясь, вероятно, на порядочность солидно одетого мужика, парень ловко распахнул дверцу и завалился на заднее сиденье.

Когда его лицо оказалось в полуметре от лица Струге и их глаза встретились, молодой человек почему-то заторопился наружу.

– Подожди, подожди, – поймал его за рукав судья. – Не спеши. А что узнал – приятно. Значит, Вадим Андреевич, мы на верном пути.

В жутком подвале, который Пащенко горделиво именовал «овощехранилищем», горела одна лампочка. Все двери пронзительно скрипели, пахло кислой капустой и разлагающимся трупом какого-то животного. Уже понимая, что ничего хорошего из этой экскурсии не выйдет, и проклиная себя за глупость, молодой человек вытягивал руки, чтобы не удариться головой о какой-нибудь выступ. Судя по интерьеру и архитектуре подвала, их могло быть множество, и располагаться они могли в произвольном порядке. Подвал строили не для того, чтобы обеспечить жителей дома кабинками для хранения продуктов питания, а для увеличения прочности фундамента.

– Мы пришли, – сказал Пащенко.

Точно таким же тоном можно было объявить о приближении к квартире, в которой их ждут вульгарные девочки, пиво, раки и кабельное телевидение.

Кабельного телевидения в каморке Пащенко не было. Был пустой короб для картошки, пластиковые лыжи в целлофановом чехле и несколько почтовых ящиков. Наличие последних и встретил с энтузиазмом Струге.

– Раз, два, три, – посчитал он. – Ты посмотри на каждого. Садись.

От резкого толчка в грудь владелец джипа отлетел в угол и больно ударился о лыжи.

– Я не знаю, что вы задумали, – сказал он, стараясь придать своему голосу хотя бы частицу мужества, – но если я сейчас отсюда не выйду, у вас будут гигантские неприятности.

– У меня и так их – хоть отбавляй. – Поставив ящик набок, Струге постарался расположиться на нем максимально удобно. – Гигантской больше, гигантской меньше… А теперь слушай внимательно…

Вопреки ожиданиям, во внимание превратился лишь Пащенко, присевший на корточки. Ему не терпелось понять, что происходит последние четверть часа. Парень же, отряхивая рукава, голову держал опущенной и изо всех сил делал вид, что происходящее его не касается. Дай время, говорило его молчаливое поведение, я выберусь из этого вонючего подвала и сделаю то, что собираюсь сделать.

– Я хочу, – спокойно продолжал Струге, – чтобы ты настроился на деловую волну. В противном случае мне придется тебя, как это ни погано, бить.

При последней фразе парень сжал губы и поднял на судью глаза.

– Ты хоть догадываешься, что с тобой будет потом?

– Догадываюсь. Но у меня, видишь ли, нет иного выхода. Буду бить. И, по всей видимости, бить сильно. Очень сильно, потому что моя задача – в кратчайшие сроки зародить в тебе страх, переломить твою гордыню и заставить тебя думать только об одном – как побыстрее, если это вообще возможно, выбраться из этого подвала.

– Струге, ты знаешь, чей я зять?

– Нет, – признался Антон Павлович. – Расскажи немного о себе, пока я раздеваюсь.

Скидывая куртку, Антон услышал:

– Мой тесть – Салахов. Слышал о таком?

Пащенко помертвел.

– Салахов? – насмешливо выдавил судья, бросая куртку на пыльный пол.

Куртка дорогая, новая, и этот жест очень много означал. Много значил и озвученный план дальнейших действий. Вместо привычных ментовских выкрутасов и игры в самого умного полицейского на свете вслух только что прозвучало обещание человека покалечить. Наверное, этим судьи и отличаются от милиционеров – менталитет разнится, – так должно было подуматься молодому человеку. Но подумалось другое. О неординарности Струге ходят легенды (если это определение приемлемо для периферийного городка), и у всех на слуху его неподкупность и умение попадать в ситуации, из которых ни один нормальный человек живым не выбирается. Струге же, побывав во многих, по-прежнему жив, и парню предоставляется возможность убедиться в том, что тот ничуть не изменился. Такой же ненормальный, каким был раньше. Это на самом деле вселяло страх.

– Этот дрючок на побегушках у Лукина – твой тесть? Вот это новость, – сунув сигарету в рот, Антон Павлович улыбнулся. – Но ты выбрал неправильный аргумент. Теперь желание бить у меня утроилось. Как вы в своем кругу поступаете с сигаретами? Вот так?

Выдернув из губ «Кэмел», судья обломил фильтр.

– Знаешь, Вадим, почему так делают все, кому пришлись по вкусу сигариллы? Потому что единственное место в Тернове, где сигариллы продаются, – магазин «Капитан» на пересечении улиц Ватутина и Морской. Там за директора Брянцев, знаешь такого?

– Вова из Александрии? – наморщил лоб зампрокурора. – Так я у него их и покупаю.

– Не только ты. Но когда у Вовы начинаются проблемы с поставками, место, где выставляются на продажу сигариллы, пустует. И тогда на дорогостоящих сигаретах любителей сигарилл начинают обламываться фильтры. Вот этот зять, на пару с еще одним дегенератом, несколько недель назад приходили ко мне на прием. Знаешь, Вадим, что у них при этом было в руках?

– Сигариллы, – безошибочно предположил Пащенко и, раскопав под грудой ненужных вещей свечку, щелкнул зажигалкой.