Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции - [166]
Так что, если кто хочет дойти до коренной метафизической основы права, то должен искать ее там, где находят свое объяснение как индивидуальное сознание, так и сама индивидуальность, – в идее относительности знания, идее, которая связана с «несомненным существованием неизвестного и возможным существованием непознаваемого»[1998]. Непознаваемое находится не только в объекте, но и в субъекте. Сознание «само для себя непостижимо». За пределами психики лежит область метапсихики, которая, не являясь областью внешней и трансцендентной, а имманентной, тем не менее столь же непроницаемо, как лежащая за пределами физики область метафизики[1999]. Этим объясняется, почему сознательная воля каждого должна сдерживать себя перед сознательной волей другого, когда последняя не посягает на нее. Мы встречаемся здесь с принципом, ограничивающим одновременно и действие, и мысль, с принципом, который ставит препятствие как «практическому», так и «интеллектуальному» догматизму[2000]. Как вне нас, так и в нас лежит «проблема»[2001]. И в этом заключается «присущая человеку загадка», которая, облекаясь в различных философиях разными именами, «придает понятию права его сверхфизический характер»[2002].
Дойдя до этого пункта, Фулье не без труда заканчивает свое доказательство. Ему остается показать, что преобразованная таким образом идеалистическая теория права согласуется с двумя другими преобразованными теориями. Свобода и воля, понимаемые так, как он их понимает, отождествляются, по его мнению, с властью par excellence и интересом par excellence[2003]. Через это он достигает того, что «все доктрины путем надстройки одна над другой образуют из себя цельное здание с фундаментами различной высоты»[2004]. Причем он льстит себя уверенностью, что такая надстройка является результатом не «произвольного эклектизма», а «настоящего научного и метафизического синтеза»[2005].
Всегда верный своему методу, Фулье пытается дать новое понятие «общества», более содержательное, чем имеющиеся налицо, – такое понятие, которое поглощает и заменяет идеалистическое и натуралистическое понятия[2006].
И против идеалистической, и против натуралистической теории права были сделаны важные возражения, которые, однако, не опровергают их окончательно[2007]. В самом деле, предположим, что общество не возникает из договора, но следует ли из этого, что договор не является идеальной целью и наиболее моральной формой общества[2008]? Предположим доказанным, что чисто индивидуалистическая доктрина чересчур ограничивает роль общества, следует ли из этого, что «социальное право» представляет собою реальность?
Нельзя отрицать, что самый факт жизни в обществе порождает «новые отношения». Но «посредством какой алхимической операции индивидуумы, соединясь в общество, могут создать совершенно новое право, и притом противоположное их собственному»[2009]?
Вместо того чтобы абсолютно противополагать друг другу теории общественного договора и социального организма и считать их непримиримыми, Фулье, как известно, создает поглощающую их теорию договорного организма. Человеческое общество представляет «организм, который осуществляется путем самосознания и самоопределения»[2010]. В этом синтезе находят место целесообразность и механизм. Развивается некоторый зародыш, но этот зародыш – идея[2011].
Политические последствия новой теории гораздо значительнее, чем последствия тех двух соперничающих доктрин, которые она устраняет. Герберт Спенсер ошибался, упорно отстаивая чистый индивидуализм, но точно так же ошибался и Егер, отстаивая противоположную точку зрения[2012]. В действительности «полная децентрализация совместима с полной централизацией»: чем свободнее граждане, тем лучше понимают они пользу ассоциации, т. е. «умножения силы, ума и самой свободы, вытекающего из соединения сил, умов и свобод»[2013]. Но ассоциации не только будут развиваться, они будут стремиться к федерализации[2014]. Государство будущего явится «ассоциацией ассоциаций», «свободной централизацией, вытекающей из децентрализации». Так примиряются элементы, считавшиеся противоположными, – «индивидуальность и коллективность, свобода частей и крепость целого»[2015]. Индивидуализм – необходимое условие возрастающей деятельности государства, притом деятельности желательной и неизбежной.
Я не намерен вносить больше единства, чем то сделал сам автор между приведенными взглядами и теорией искупительной справедливости, которой заканчивается его книга. Понятно, однако, что, отводя государству очень широкую сферу деятельности, – причем он охотно возвращается к этому пункту, – Фулье подготовил умы к признанию существования справедливости, задача которой не состоит только в том, чтобы воздавать каждому по заслугам, которая уже не сливается с христианским братством, но задается целью искупить «правонарушения», завещанные нам историей и до сих пор еще живущие в своих последствиях
