Идегей - [8]

Много лет гляжу я на свет.

Ханом был старый твой дед.

Поборов он брал меньше, чем ты,

Наград раздавал больше, чем ты.

Говорят, говорят: „слова скажи“.

Говорят, говорят: „стихи сложи“.

Но что вам скажу, что вам сложу,

Но что же вам в усладу пойдёт

И что же мне в награду пойдёт?»

Хан Токтамыш тогда сказал:

«Дам я шубу соболью тебе.

Ястреба с колокольчиком дам.

Чтобы скакать по раздолью тебе,

Я тебя награжу конём.

Будешь без плети ездить на нём,

Запечатлен его бег на земле.

Я тебе красавицу дам,—

Не видал такой вовек на земле,—

Моей Ханеке нежней,

Моей Кюнеке милей.

Справа можешь сажать её[39],

Павой наряжать её

И на славу ласкать её,

Если, певец, ты скажешь сперва

О сегодняшнем кравчем слова.

Муж Кубугыл перед тобой.

Что он за муж? Кто он такой?»

С этим хан Токтамыш певца

В шубу бобровую облачил,

Чашу с мёдом ему вручил.

Чашу взяв, не пригубил певец,

Оглядел он ханский дворец.

Двух батыров глаза нашли.

Подал знак, чтоб к нему подошли

Идегей и Кин-Джанбай.

Спросил Кин-Джанбая певец,

Сказал, вопрошая, певец:

«Жил-был когда-то хан Тунику.

Много свершил на своём веку.

Кто был ему друг — того любил.

Кто был ему враг — того губил.

Старший из младших владык,

Младший из старших владык

Необозримой земли

Покорство ему принесли.

Когда не смолкали о нём слова,

Когда он сделал набег на Китай,

Старший везир его, Кулатай,

Татского рода глава,

Бесприютного мальчика нашёл,

По степи на коне летя.

Усыновил он это дитя.

Когда приёмыш мужем стал,

Когда владеть оружьем стал,

Поднял он весь татский род,

На Тунику пошёл в поход

И прогнал его, когда победил,

Кулатая на престол посадил.

Ханом сделался Кулатай —

И голову отрубил ему,

Ребёнку, что вырос в его дому,

И Тунику её преподнёс,

Хану вернул престол везир…

Слушай меня, старший батыр!

Я задаю тебе вопрос:

Кто правильнее поступил —

Приёмыш или Кулатай?»

Так отвечал Кин-Джанбай:

«Старший в державе Субра-отец!

В дряхлой оправе Субра-мудрец!

Сто девяносто пять лет

Ты глядишь на суетный свет.

Что я тебе скажу в ответ?

Перед тобой — бессилен я,

Перед тобой — филин я!

Я скажу, что муж Кулатай

Правильно поступил:

Приёмыша он убил,

Законному хану власть вернул».

Тогда на Идегея взглянул

И сказал величавый певец:

«Я не знаю, кто твой отец,

Но ты, не достигший тридцати,

Прославленных сумел превзойти.

Отвечай же мне, Кубугыл:

Кто из них правильней поступил?»

Тут Идегей сказал:

«Старший в державе Субра-отец!

В дряхлой оправе Субра-мудрец!

Много видя, блеснул ты, старик.

Многое зная, сказал твой язык.

Зачем же от мира скрываешь ты

Имя приёмыша-сироты?

Этого не простит тебе мир!

Тимертау звался батыр.

Младший из старших владык,

Старший из младших владык

Унянь — восьмиханной земли

Тунику покорство несли.

Возвысился Тунику до небес,

Китай покорил он, страну чудес,

Стал косо смотреть на свой народ,

Который вознёс его до высот.

Рабством стал бессильных удел,

Сильный рабами завладел,

Край родной стал беден и слаб:

Народ нищает, когда он — раб.

Тунику не держал в уме,

Что народ страдает в ярме.

Но Тимертау-сирота

В каждые входил ворота,

В каждый город, в каждый шатёр

Он сиротские взоры простёр.

Услышал народное горе он.

Бессильных поднял вскоре он.

Он для рабов — дорогой стал.

Для хана — карой строгой стал.

Выгнал он хана Тунику.

Честь и слава за то смельчаку,

Правильно он поступил!

А Кулатай изменил свой цвет,

Он коварным ящером был,

Обезглавил народа слугу!..

Таков, Субра-отец, мой ответ,

А больше сказать не могу».

На Идегея Субра седой

Испытующе взглянул,

Серебряной головой

Одобрительно кивнул

И сказал такие слова.

«И молодая голова

Бывает богата умом.

Можно и в молодой кости

Жирный мозг обрести!»

Древен, и величав, и красив,

Поднял чашу с мёдом Субра,

Идегея и Джанбая спросив:

«Эй, из ханской кадки мёд,

Бражный, жёлтый, сладкий мёд!

Батыры, кто будет пить?»

Задумался Кин-Джанбай,

Не зная, как поступить.

Идегей мигом дело решил:

Всю чашу до дна осушил!

Весело воскликнул Субра,—

Старый прорицатель-мудрец:

«Вот он, истинный молодец,

Вот он, оказывается, батыр!

Ты, оказывается, — батыр!

Скажи, подумай, я подожду:

Захочешь выказать хану вражду,

Как ты выкажешь её?

Сослужить захочешь службу ему,

Проявить захочешь дружбу к нему,—

Как ты проявишь её?»

Идегей, подумав, сказал:

«Дружбу выявить захочу —

На чубарого я вскочу,

На враждебную рать полечу

И враждебную рать растопчу,

И добычу я захвачу,

Дань богатую получу,

Хану её поспешу отдать,

Буду хану во всём угождать.

Если вражду проявить захочу,

Я на чубарого бодро вскочу.

Ястребом на дворец налечу,

Ястребом хана в когти схвачу,

За народ ему заплачу:

Голову ему откручу,

Голову его превращу

В разодранную овцу.

Шапку сделаю из неё,—

Шапка будет мне к лицу.

Отниму у хана казну,

И народу её верну.

Если же слова я не сдержу,

Пусть буду я в прах поверженный сын.

Пусть я прозвание заслужу:

„Отца своего отверженный сын!“»

Обоих батыров испытав,

Величавый Субра сказал,

«Эй, владыка-хан, владыка владык!

Ты мне почёт оказал,

Стихи сложить приказал,—

Но мой не ворочается язык.

Но пусть не ворочается язык,

Попробую, песню спою,

Особую песню свою,

И будет запев мой прост.

Два сокола у тебя,

Но птицы — из разных гнёзд.

Два воина у тебя,

Два мужа — из разных гнёзд.

Старший воин — перед тобой.

Старший воин с отвислой губой,

Старший воин с выпуклым лбом

Неустрашимым выглядит львом.