Идеальный партнёр - [13]

 Он крякнул и сел на стул, отметив, что все три стула, разместившиеся в свободных уголках, были разные. Эверс помолчал немного, потом сказал:

 - Вы знаете, я бы с удовольствием посидел ещё, но мне ужасно хочется есть. Мы ведь почти ничего не ели в кафе. Мороженое меня не насыщает. Я, знаете, мясоед. У вас найдётся что-нибудь? - Он неожиданно встал, сделал шаг к кухне-шкафу и, не заметив протестующего жеста Ларисы, открыл холодильник: - Понятно.

 Он также резко его закрыл, а потом, как будто проверяя первое впечатление, открыл опять и даже зачем-то заглянул в морозильник. Там ничего не прибавилось. В холодной пустыне была только пачка насмерть замороженного фарша из "Альди" на дверце притаились формочка с маргарином, бутылка растительного масла, а на полке - начатая банка греческих оливок.

 - У меня есть ещё картошка на балконе, - упавшим голосом сказала Лариса, - хотите, я пожарю...

 - Как, фрит?

 - Нет. Я по-украински могу, - также тихо и растерянно сказала она.

 Хайнц тоже был смущен. Такого он не ожидал. Такого он просто никогда не видел.

 - Пожарьте, - сказал он с напускным энтузиазмом, - а я сейчас чего-нибудь прикуплю.

 Рядом заправка BP. Там всегда найдётся еда. Горячие сосиски и булочки, по крайней мере. Я быстро.

 Полки и холодильники на BP совсем не походили на закрома Ларисы. Хайнц набрал сосисок, булочки к ним прилагались бесплатно. Взял бутылку бордо. Уже заплатив, заметил в дальнем проходе оранжевое ведро с красными розами. Они продавались по одной, каждая была завёрнута в целлофан и завязана довольно нелепой узкой шёлковой ленточкой.

 - Я возьму их все, - сказал Хайнц. - Только можете снять это? - И, немного поморщившись, он показал на обёртки.

 - Конечно, - приветливо сказал огромный лысый турок-продавец. Но у него получалось не очень ловко. Хайнц начал помогать снимать бумажки и поранился. Шип глубоко впился в палец и остался там. Кровь брызнула толчком, но больно не было.

 - Ничего-ничего, - успокоил он турка. Тот быстро вынул твёрдый коричневый шип, нашёл пластырь, и происшествие на этом закончилось.

 - А у тебя нет какого-нибудь другого ведра? Хотя бы чёрного, - уже как к знакомому, на "ты" обратился к продавцу Хайнц.

 - Нет. Они все оранжевые с синими ручками.

 - Дизайнеры! - буркнул Хайнц. - Но делать нечего, беру. - Он заплатил за розы, и турок помог ему загрузиться.

 Когда Хайнц вернулся, в квартире вкусно пахло. Есть хотелось по-настоящему. Он не выдумал. Может быть, если бы они вначале поели, а потом он спросил, всё прошло бы иначе. Но он не дождался и спросил сейчас. Хайнц, правда, уже в этот момент видел, что её лицо изменилось. Оно изменилось раньше. Да, лицо было другим, уже когда он вошёл, таща сосиски, булочки и розы.

 И хоть она ахнула, увидев цветы, но желаемого эффекта не получилось. И она даже не усмехнулась его шутке по поводу оранжевого ведра.

 Может быть, Хайнц ещё что-то бестактное сказал о её жилье. Он не помнил. И он никогда так и не вспомнил, сколько потом ни пытался, даже многие годы спустя, когда её с ним давно уже не было. Он что-то сделал не так, и ему не надо было спрашивать. Но тогда он не понял этого и спросил:

 - Послушайте, Лариса. Я совсем забыл. Я хотел узнать, - он запинался, не зная, как начать. - Ну, в общем, скажите правду: вы не подумали тогда, после интервью, что я... Что мы, немцы, - жестокие люди, нацисты и всё такое, - быстро закончил он.

 Хайнц Эверс ждал, что она его успокоит, но - очень раздельно - она сказала:

 - Подумала? Конечно, подумала. А что, это не так?

 Она совсем потемнела лицом. Взгляд соскользнул в сторону.

 - Вам не нравится мой ответ?

 Она стала говорить как-то очень медленно, с грубым русским акцентом, который обычно не был заметен. Обычно она говорила как будто даже с французским. Хайнц замер с приклеившейся к губам нервной улыбкой.

 - Я думала об этом. Я очень много думала об этом. История, прошлое. Как такое вообще могло случиться? Так много людей одновременно введено в заблуждение. С такой лёгкостью они приняли идею, что им всё можно, что они лучше. И как осуществили!

 Она продолжала говорить, по-прежнему глядя в сторону. Хайнц Эверс, казалось, перестал дышать. Он слышал, как в голове у него текла в сосудах кровь.

 - Послушайте. Я слышала однажды, как одна немка возмущалась после того, как в Англии, реагируя на какую-то нацистскую вылазку у вас, вышли газеты с заголовком из Поля Селана: Der Tod ist ein Meister aus Deutschland.(Смерть немецкий мастер). Ваша немка почти кричала: "Это оскорбление всей нации! Как можно сравнивать то время и наше!"

 Лариса, наконец, подняла на него прищуренные и от этого маленькие глаза, и Хайнц вздрогнул, окунувшись в их зелёное зло. У неё подёргивался рот и дрожал подбородок.

 - А чего вы от нас, собственно, ждёте? Мы должны сказать, что ничего этого не было? Это сделали не немцы? И похлопать по плечу: мол, ничего, пустяки, больше так не делайте? Что пустяки: Освенцим, Дахау, детские концлагеря, где брали кровь, пока дети могли двигаться, а потом, даже не тратя пули, бросали ещё живых в ямы, засыпали известью и закапывали эту шевелящуюся массу. Чего вы от нас ждёте?