Идеальный брак? - [4]

Брак Бенета Николса и Габриэль Стэнтон считался прямым результатом интриг Джеймса Стэнтона, полного решимости укрепить финансовую империю «Стэнтон и Николс» и передать ее следующему поколению.

Причина соучастия Бенета не вызывала сомнений: он приобретал полный контроль над компанией, получая в виде премии красивую девушку, подходящую во всех отношениях и способную произвести на свет необходимое потомство.

Уступчивость Габби мотивировалась частично желанием угодить отцу, частично же осознанием того факта, что мало кто — если вообще найдется такой мужчина! — устоит перед финансовыми и общественными преимуществами, которые ждут зятя Джеймса Стэнтона. Бенет Николс, владеющий половиной фирмы, казался самым приемлемым претендентом на ее руку…

— Думаю, за кофе мы посидим в гостиной. Прошу вас. — Голос Бенета отвлек Габби от размышлений, она мило улыбнулась и встала из-за стола.

— Я уверена, Мэри уже все приготовила.

«Ваша повариха — сокровище», «Изумительная еда», «Восхитительный ужин». Габби чуть наклонила голову, принимая комплименты.

— Я передам ваши похвалы Мэри. Она будет счастлива.

Истинная правда. Мэри высоко ценила хорошее жалованье и бесплатное жилье в резиденции, выражая свою благодарность кулинарными изысками.

— Дорогая, ты сегодня такая тихая, — услышала Габби вкрадчивый голос Моники и повернулась к ней.

— Неужели?

— Думаю, Аннабел обижена. — Упрек сопровождался задумчивой улыбкой.

— О Боже. — Габби позволила себе удивленно распахнуть глаза и вложила в ответ подобающее сожаление: — Она так убедительно изображала удовольствие.

Глаза Моники затянулись хорошо знакомым туманом. И как она умудряется это делать? В лицедействе мачехе не было равных.

— Аннабел всегда считала тебя старшей сестрой.

В отношении Аннабел к Габби не было ничего родственного. Бенет, однако, попадал в совершенно другую категорию.

— Я глубоко тронута, — любезно ответила Габби, не дрогнув под пристальным взглядом Моники. Они слегка замешкались, пропуская выходящих из столовой гостей, и на некоторое время оказались вне пределов досужего любопытства.

— Она очень любит тебя.

В высшей степени сомнительно. Моника всегда смотрела на Габби как на соперницу, и Аннабел, достойная дочь своей матери, безукоризненно ухоженная, прекрасно одетая, надушенная… не сходила с тропы войны. Поддразнивать, мучить и наслаждаться процессом охоты, пока не поймает в свои сети мужчину, — вот ее миссия в жизни.

Женщины вошли в гостиную, и предложенный Мэри кофе спас Габби от необходимости подыскивать ответ. Отведав ароматного кофе — черного, крепкого и сладкого, как она любила, — Габби извинилась перед мачехой:

— Прошу прощения, но мне необходимо поговорить с Джеймсом.

Около полуночи, откланялся последний гость — время не слишком раннее и не слишком позднее для вечеринки посреди рабочей недели.

Возвращаясь в гостиную, Габби на ходу скинула туфли. Голова казалась невероятно тяжелой, напряжение словно сконцентрировалось в правом виске, болезненно отдаваясь в затылке.

Софи уже убрала чашки и бокалы. Утром Мэри восстановит безупречную чистоту гостиной.

— Вечер удался, правда?

Медлительный, ленивый вопрос Бенета расшевелил чувства, тлеющий огонь которых она тщательно сдерживала последние часы.

— Разве он мог быть другим?

— Хочешь провести анализ? — кротко спросил Бенет, но Габби почувствовала готовую вырваться наружу вспышку.

— Не очень.

Бенет осмотрел ее с ног до головы. Внимательно, одобрительно.

— Тогда предлагаю подняться в спальню.

Габби дерзко вскинула голову и встретила его взгляд.

— И приготовиться обслужить тебя?

Что-то опасное мелькнуло в глубине его темных глаз. Мелькнуло и тут же исчезло. С быстротой и ловкостью пантеры Бенет сократил расстояние между ними.

— Обслужить? — вкрадчиво переспросил он. Он был слишком близко, опасно близко. Его мощное тело, его чистый мужской запах в сочетании с изысканным ароматом одеколона расшатывали ее оборону, лишали возможности сопротивляться.

Ему даже не нужно касаться ее, и то, что он это знает, невыразимо раздражало. Синие, как сапфиры, глаза Габби сверкнули, став прозрачными и глубокими.

— Твой сексуальный аппетит… — Габби сделала паузу, подбирая нейтральное слово, — постоянен.

Бенет взял ее за подбородок, приподняв лицо так, что ей оставалось лишь смотреть ему в глаза.

— Отказ — чисто женская привилегия.

Габби пристально смотрела на него: тонкие морщинки веером разбежались от уголков глаз, глубокие вертикальные складки рассекли щеки, чувственные губы затвердели.

Воспоминания об опустошающей силе этих губ, о наслаждениях, которые они дарили ей, лишь усилили возбуждение.

— А привилегия мужчины — пользоваться нечестными приемами, — возразила Габби, проклиная себя за прерывистость дыхания, когда его палец очертил контур ее подбородка и скользнул к пульсирующей жилке на шее.

Бенет стал вынимать шпильки, освобождая ее волосы…

Через несколько секунд Габби и Бенет рухнули на ковер, Бенет опустил голову, его дразнящие губы коснулись ее виска, провели дорожку к ее рту, и Габби закрыла глаза, дрожа и тщетно пытаясь сохранить самообладание.

Надо остановить его сейчас, пока не поздно, сослаться на усталость, на головную боль… Но как объяснить, что она страдает от невозможности испытать высшее счастье, что физическое вожделение не может заменить ей любовь?