Идеальное лекарство. Записки врача о беге - [11]

И все же эволюционный биолог Дэниел Либерман считает, что мы, возможно, эволюционировали, чтобы быть физически неактивными. Как я расскажу в последующих главах, отдых – это неотъемлемая часть сохранения здоровья. Так что, хотя эволюция и сделала нас двуногими и невероятно выносливыми, мы были приспособлены и к отдыху. Охотники-собиратели тратили много времени на поиски пищи и заботу о выживании, но проводили время и сидя, отдыхая, перекусывая и подремывая [63]. Когда вы находитесь на грани энергетического баланса, любое расточительное использование энергии может привести не просто к голоду, а к выживанию. И точно так же, как сообщества, которые полагаются на солнечную или ветровую энергию, учатся накапливать ее в массивных батареях для последующего разумного распределения, так и наши тела приспособились накапливать как можно больше жира в качестве страховки в трудные времена. Женщины эволюционировали, чтобы делать это особенно хорошо, поскольку для размножения и ухода за детьми требуется большое количество калорий. Женщины-охотники-собиратели имеют 15–25 % жира в организме по сравнению с 10–15 % у мужчин и только 5–8 % жира в организме других приматов [64].

Либерман отмечает, что давление отбора никогда не было направлено на то, чтобы избежать физической бездеятельности или ожирения, потому что мы эволюционировали в мире, где длительное бездействие не представлялось возможным. На самом деле наш отбор был в основном направлен на то, чтобы иметь больше жира по сравнению с другими млекопитающими [65].

Ранние люди эволюционировали, чтобы ходить и бегать. Позже их мозг стал больше, сложнее, превратившись в нечто похожее на слабый, но все же компьютер. С помощью этого развитого мозга люди смогли разработать инструменты, технологии и культуру, которые позволили добиться невероятного успеха в распространении по всему миру. На протяжении 99 % времени нашей эволюционной истории люди оставались охотниками-собирателями. Мы жили небольшими группами и хранили любой небольшой избыток энергии, который могли найти, в виде жира. Культура и технологии позволили нам изменить мир до такой степени, что приобретение энергии больше не связано с ее расходованием. Мы увеличили количество съедаемого, затрачивая при этом меньше энергии на приобретение пищи. Этот дисбаланс изменил наш организм, что привело к ожирению и хроническим заболеваниям. Если мы не можем изменить гены, мозг или метаболизм, нужно заново открыть для себя радости активной жизни, чтобы смягчить вредные последствия созданного нами мира.

Зная, как двигаются наши тела, можно понять, как физические упражнения, такие как бег на выносливость, могут позволить нам сочетать продукты человеческой изобретательности с максимальным физическим благополучием.

II. Бег, медицина и наука

Я пробегал все детство и в одиннадцать лет принял участие в своем первом организованном забеге. Это был «биатлон», который начался с заплыва в Индийском океане и закончился бегом на пять километров. Одним жарким воскресным утром множество эмигрантов, живущих в Дар-эс-Саламе, собрались на стартовой линии. Рядом со мной оказался Гэвин, одноклассник из международной школы в центре пыльного города.

Гонка началась, и я сбежал по пандусу в море. Когда я плыл по волнам, хватая ртом воздух, страх вызывал в моем сознании образы перевернутых кораблей и подводных существ. Я подумал о маленькой лодке с экипажем из четырех человек, недавно затонувшей во время путешествия с Занзибара обратно на материк. Подумал о ветхом судне на подводных крыльях, на котором плыл, чтобы пересечь тридцатишестикилометровый канал к экзотическому острову. Я двигался сквозь воду, ощущая, как волны отталкивают меня в сторону, даже когда я греб вперед. Я думал о последней поездке на Занзибар, когда сидел в вестибюле отеля, а снаружи доносился шум волн и ночной воздух пах затхлой гвоздикой.

Мы выбрались из океана, взбежали по трапу в местном яхт-клубе и переоделись в кроссовки под ярким утренним солнцем. Танзания моего детства была жаркой и влажной страной. Ночью молнии летних гроз раскалывали небо. Я смотрел из окна своей спальни, слушая раскаты грома и барабанную дробь горячего дождя по зарешеченным окнам. Небо было огромным, и электрические разряды тянулись вниз, к плоской грязи города. Годы спустя я думал об этих ночах, читая описания в мемуарах «Сцены из провинциальной жизни» (Boyhood: Scenes from Provincial Life) Дж. М. Кутзее: «Что бы он написал, если бы мог… может быть, что-то темное, что-то такое, что, раз начав стекать с ручки, разошлось бы бесконтрольно по всей странице, словно пролитые чернила. Словно пролитые чернила, словно тени, бегущие по поверхности неподвижной воды, словно молния, расколовшая небо».

Мы бежали жарким утром по пыльным немощеным улицам. Солнце вдавливало меня в землю. Ноги отяжелели. Усилием воли я заставил себя бежать рядом с Гэвином. Мы двигались вместе, пока в нескольких шагах от финишной черты он не споткнулся и не упал. Его правое колено оказалось в крови. Я остановился, и мы вместе прошли остаток пути. Ему было больно, но мы оба радовались, что финишировали. Мы поели апельсины и вареные яйца. В глазах Гэвина я видел восторг от гонки, несмотря на то что кровь текла у него по ноге.