Идеальная няня - [39]

* * *

Одни подростки мечтают о карьере в кино, другие – в футболе или в шоу-бизнесе. Мириам всегда мечтала о карьере юриста. Еще студенткой она старалась как можно чаще присутствовать на судебных заседаниях. Ее мать не понимала, как можно до такой степени увлечься этими грязными историями об изнасилованиях, как можно с беспристрастным видом излагать отвратительные подробности инцестов и убийств. Мириам уже готовилась в адвокаты, когда начался процесс серийного убийцы Мишеля Фурнире, за которым она внимательно следила. Она сняла комнату в центре Шарлевиль-Мезьера и каждый день в толпе домохозяек ходила к Дворцу правосудия своими глазами посмотреть на этого монстра. Во дворе раскинули огромный шатер, чтобы публика – чрезвычайно многочисленная – могла следить за ходом заседания на гигантских экранах. Мириам держалась немного в стороне и ни с кем не разговаривала. Ей делалось не по себе, когда тетки с красными лицами, мальчиковыми прическами и коротко стриженными ногтями встречали автозак оскорбительными криками и плевали ему вслед. Принципиальная до жесткости, она была заворожена столь откровенной демонстрацией ненависти и призывами к мщению.

До Дворца правосудия Мириам добралась на метро, и приехала заранее. Она выкурила сигарету, придерживая кончиками пальцев красную тесемку, которой была перевязана пухлая папка с делом. Она уже больше месяца помогала Паскалю готовиться к этому процессу. Подсудимый, молодой парень двадцати четырех лет, обвинялся в том, что, горя жаждой мести, вместе с еще тремя сообщниками напал на двух шриланкийцев. Находясь под воздействием алкоголя и кокаина, они избили двух мужчин, не имевших документов и нелегально работавших поварами. Они били их, пока один из потерпевших не скончался на месте; только тогда до них вдруг дошло, что они ошиблись, приняв одного «черного» за другого. Почему так произошло, они объяснить не могли. Отрицать свое участие в драке они тоже не могли – запись с видеокамеры выдавала их с головой.

Во время первой встречи с адвокатами парень рассказал им историю своей жизни, щедро сдобренную враньем и очевидными преувеличениями. Ему грозило пожизненное, а он еще пытался заигрывать с Мириам. Она, со своей стороны, старалась «держать дистанцию». Это было любимое выражение Паскаля, считавшего, что от этого умения зависит успех дела. Она методично, с опорой на доказательства, отделяла правду от вранья. Учительским голосом, подбирая простые и точные слова, она объясняла ему, что ложь – это плохая тактика защиты, а поскольку терять ему нечего, лучше говорить все как есть.

Для суда она купила парню новую рубашку и посоветовала ему оставить свои сальные шуточки и кривую ухмылку, которая придавала ему вид фанфарона. «Мы должны доказать, что вы тоже являетесь жертвой».

Мириам удалось сосредоточиться на работе, и это помогло ей забыть про кошмарную ночь. Она вызвала двух экспертов и теперь задавала им вопросы, касающиеся психологического портрета ее клиента. Затем выступил второй потерпевший – он давал показания через переводчика. Это был вымученный рассказ, но атмосфера в зале ощутимо наэлектризовалась. Обвиняемый сидел опустив глаза, с бесстрастным лицом.

* * *

Пока присяжные совещались, Паскаль говорил по телефону, Мириам сидела в коридоре и смотрела перед собой пустым взглядом. Ее охватила паника. Она слишком высокомерно восприняла историю с долгами. Из деликатности или по небрежности, но она не обратила должного внимания на письмо из казначейства. Надо было забрать у Луизы документы. Она десятки раз просила Луизу их принести, но та неизменно отвечала, что забыла их дома, но завтра обязательно принесет, честное слово. Мириам попыталась разузнать подробности этого дела. Она расспрашивала ее о Жаке, о долгах, которые, очевидно, копились годами. Интересовалась, знала ли Стефани о ее затруднениях. Но на все вопросы, которые она задавала проникновенным и мягким голосом, Луиза отвечала гробовым молчанием. Она стесняется, решила Мириам. По-своему проводит границу между разделяющими их мирами. В конце концов Мириам отказалась от идеи помочь Луизе. У нее возникло ужасное ощущение, что своим любопытством она наносит удар за ударом по хрупкому телу Луизы, которое в последние дни, казалось, еще больше скукожилось, истончилось, усохло. В полумраке коридора, посреди гула чужих разговоров, Мириам почувствовала себя без сил; на нее вдруг навалилась невыносимая усталость.

Утром Поль ей перезвонил. Он был ласков и говорил примирительным тоном. Извинялся, что так глупо повел себя накануне и не воспринял ее рассказ серьезно. «Мы все сделаем так, как ты хочешь, – повторял он. – Разумеется, после подобной выходки мы не можем ее оставить. – Чуть подумав, он добавил: – Давай подождем до лета. Съездим в отпуск, а по возвращении скажем, что больше не нуждаемся в ее услугах».

Мириам отвечала ему голосом, лишенным всякого выражения. Она помнила, с какой радостью дети встретили няню после нескольких дней ее отсутствия из-за болезни. Помнила печальный взгляд Луизы, ее непроницаемое лицо. У нее в ушах до сих пор звучали ее сбивчивые и немного нелепые извинения: няня стыдилась, что уклонилась от исполнения своих обязанностей. «Этого больше не повторится, – твердила она. – Даю вам слово».