Идеальная няня - [41]

На дворе стоял март, но зима не желала отступать. Казалось, холод будет длиться вечно. «Если вам требуется помощь для решения организационных вопросов, этим займутся специальные сотрудники», – добавила консультант по профориентации. Луиза ничего не понимала. Стефани отчислили.

В автобусе по дороге домой Луиза молчала. Стефани сидела в наушниках и ухмылялась, глядя в окно. Серой улицей они шли к дому Жака. Проходя мимо рынка, Стефани задержалась, рассматривая заполненные прилавки. Луизу охватила ненависть к дочери, к ее беспечности и подростковому эгоизму. Она схватила ее за рукав и с невероятной силой и грубостью потащила за собой. Ее душил черный-пречерный гнев, выжигая внутренности. Ей хотелось вонзиться ногтями в рыхлую плоть дочери.

Она толкнула калитку и, едва заперев за собой дверь, набросилась на Стефани с кулаками. Сначала она била ее по спине, лупила что было сил, и Стефани упала на пол, съежилась и закричала. Луиза продолжала ее бить. В ее хрупком теле проснулась неведомая мощь, и она хлестала дочь по щекам, драла за волосы, отрывая от головы ее руки, которыми та пыталась защититься. Она наотмашь ударила ее по глазам, обозвала последними словами и расцарапала до крови. Когда Стефани перестала двигаться, Луиза плюнула ей в лицо.

Жак с улицы услышал шум и подошел к окну. Он видел, как Луиза учит дочь уму-разуму, но не стал вмешиваться.

* * *

В доме поселились умолчания и недосказанности, делая атмосферу невыносимой. Мириам держалась с Луизой подчеркнуто отстраненно, хоть и старалась не показывать этого детям. Она разговаривала с ней сквозь зубы, сводя все их общение к четким инструкциям. Она следовала совету Поля, который настойчиво повторял: «Она нам не друг, а нанятый работник».

Женщины больше не пили вместе чай, Мириам – за обеденным столом, Луиза – прислонившись спиной к кухонному. Мириам больше не нахваливала няню: «Луиза – вы просто ангел»; «Луиза, второй такой, как вы, нет на свете». Она больше не предлагала ей прикончить в воскресенье вечером бутылочку розового, дремавшую в глубине холодильника. «Дети смотрят кино, так почему бы нам не позволить себе маленькое удовольствие?» – раньше говорила она. Теперь, стоило одной зайти в комнату, вторая тут же из нее выходила. Они все реже оставались наедине, выделывая сложные па, лишь бы избежать присутствия друг друга.

Наступила весна – бурная, долгожданная. Дни становились длиннее, на деревьях распускались первые почки. Теплая погода ломала зимние привычки и гнала Луизу с детьми на улицу, в парк. Однажды вечером она попросила Мириам отпустить ее пораньше. «У меня свидание», – взволнованно сообщила она.

Они встретились с Эрве неподалеку от его работы и пошли в кино. Эрве предпочел бы выпить по стаканчику на террасе кафе, но Луиза настояла на кино. Впрочем, фильм ему понравился, и на следующей неделе они снова на него пошли. В кинозале Эрве тихонечко дремал, приткнувшись к Луизе.

В конце концов она согласилась сходить с ним в паб на Больших бульварах. Эрве – счастливый человек, думала она. Он с улыбкой говорил о своих планах. Предлагал ей вместе поехать в отпуск в Вогезы. Они будут купаться голышом в озере и ночевать в горном шале одного его знакомого. Будут слушать музыку. Он привезет свою коллекцию пластинок – он не сомневался, что очень скоро она не сможет без них жить. Эрве собирался на пенсию, но не представлял себе, что будет наслаждаться заслуженным отдыхом в одиночку. Он развелся пятнадцать лет назад. Детей у него не было, и одиночество его тяготило.

Эрве использовал все известные приемы, но однажды вечером все же уговорил Луизу зайти к нему. Он ждал ее в кафе «Паради», напротив дома Массе. Они вместе спустились в метро, и Эрве положил свою красную руку ей на колено. Она слушала его, не сводя глаз с этой мужской руки, устроившейся у нее на колене с явным намерением заполучить нечто большее. С его притворно робкой руки.

Они неуклюже занялись любовью, он был сверху, и иногда они сталкивались подбородками. Лежа на ней, Эрве кряхтел, но Луиза не понимала – от удовольствия или от боли в суставах, и ничем не могла ему помочь. Эрве был такой маленький, что она чувствовала, как его лодыжки трутся о ее. У него были плотные лодыжки и волосатые ноги, и их прикосновения казались ей еще более непристойными и назойливыми, чем входящий в нее член. Жак был крупный мужчина, он занимался любовью с яростью, словно хотел ее наказать. После секса на Эрве снизошло умиротворение, словно он сбросил с плеч тяжкий груз. Он стал ей как будто ближе.

* * *

Именно там, в постели Эрве, в муниципальной квартире района Порт-Сент-Уэн, рядом со спящим мужчиной, Луиза подумала о ребенке. О крохотном новорожденном младенце, окутанном теплым запахом начавшейся жизни. О малыше, обреченном на любовь, которого она одевала бы в ползунки пастельных тонов и передавала с рук на руки Мириам, а потом Полю. Этот грудничок смог бы снова их сблизить, связать нерушимыми узами нежности. С его появлением исчезнут все недоразумения и раздоры, он наполнит смыслом рутину повседневности. Она часами качала бы малютку на коленях в маленькой комнатке, в тусклом свете ночника, который медленно кружился бы, показывая корабли и острова. Она гладила бы его по теплой головке и осторожно просовывала свой тонкий палец ему в ротик. А он тут же прекращал бы плакать, только посасывал своими припухшими деснами ее наманикюренный ноготь.